Я рад, что случайно обратил внимание на далекую и незнакомую мне отрасль знания, развивающуюся в перекличке химии, биологии, лингвистики, истории. Само собой, это обращение произошло благодаря яркой личности А.А. Клёсова, яростно привлекающего внимание к неведомым чудесам науки. В конечном счёте дело не в Клёсове и, точно, не во мне. Хотим мы или нет, можем ли договориться, случайно или закономерно, но мы все поработали совместно, подтолкнули друг друга и догадались о том, о чем каждый из нас в отдельности никогда бы не догадал.

В этом предваряющем очерке я, краткости ради, сделал извлечение из двух статей, одновременно – извлечение самых важных наблюдений о реконструкции исторического процесса на базе ДНК-генеалогии (что мне показалось в результате погружения в незнакомый мне предмет с помощью с А.А. Клёсова, в том числе через забавные пикировки). Попутно рад поблагодарить словенского доктора химии Антона Пердиха, разговор с которым и его словенщина (словенский язык) были катализатором для доведения до ума второй статьи.

1.

…Информация ДНК-генеалогии выявляет цельно-исторический перекрёсток генных рядов в синхронном и диахронном срезах, соединяя в одно информационное целое не только живущее, но и жившее человечество. Именно поэтому генные архивы чётко сохраняют реальное Время как целостное космическое единство, космическое яйцо, с потенцией детального градуирования, точного хронометража. Это подлинная база, реальная почва исторических наук, хронологическая сетка реально бывшей истории, на которую можно и нужно поставить скелет теории и нарастить фактическую плоть…

Чтобы метаний было меньше, нужно чётко следовать логике. Применительно к разбираемому предмету это значит понимать правильную последовательность выдвижения и проверки гипотез в алгоритме взаимодействия наук.

Исследование начинается с определения генетического единства рода — по преобладанию тождественной генетической органики, разной в процентном отношении для разных обстоятельств и эпох (тут кстати оттолкнуться от Гумилёва: внешняя пассионарность выше в неоднородном, молодом, сыновнем роде, а чем старше, древнее род, тем меньше он себя проявляет; бегающие по ойкумене ареи, очевидно, были сынами своих, где-то таящихся Отцов). Далее устанавливается надрождённое, духовное единство рода — по установкам процедуры рождения и захоронения (в этнографических и археологических описаниях важен постоянный алгоритм, выявляющий корреляцию обрядов и предметов с реальным хронотопом; духовная единородность даже генетически разных родов устанавливается какими-то неврождёнными «маркерами», если по Клёсову, или, по Петухову, «знаками», вроде позы роженицы или погребённого, охряного окраса, савана и т.п.). Экологическое единство рода — по предметам потребления и экосферной нише (тут выявляется жизненно-бытовое тождество всех, ряд-рита-ритуал, и отличие каждого, церемониал-порядок-ря`ды; по идее, это ойкуменное отграждение — от кола-кома-кума менное, измеряющееся от центрального кола и кома-гама, команды (кома-нуды), меняющееся и меняющее ком в зависимости от кола-солнца, климатической зоны, от оград — угодий, пастбищ и поселений, от огородов, от граждан-кумов и т.д.). Хозяйственное единство рода — по предметам и инструментам технического и социального привода (техника ладения-изготовления предметов труда, управы и улаживания-урегулирования взаимодействий; техника обработки, устройства, конструирования, которой, для исследователя, соответствует система контактов, мирского лада людей — техника отчуждения, присвоения, договаривания и т.д.; посыл истмата о производительной силе очень верен, но не доведён до строгой, неидеологической науки). Образовательное единство — по знаковым сколам памятников и принципам экономии сил на выведение, т.е. производство, смыслов (системное пользование ценностью, холение, схолия-занятие есть и творение смысловых предметов для сознания, эстезис, по Канту, существующий в виде поточного производства как ценностей, так и обучения автоматическому пользованию их смыслами, значимостями; а содержанием памятника автоматически фиксируется космогония, миросозерцательный хронотоп эпохи; это чистая сфера поэтики, теории произведения ведения; примеров и системных исследований у меня много, начиная с политэкономических опытов, кое-что в свободном доступе; где что искать, можно понять по "Что можно вычитать у РЮС" — http://inform-ag.ru/articles/8/).  Семейно-соборное единство — по атрибутам длительного сохранения, удерживающим сверхценную реальность (от сакральных строений, образо`в и оберегов, безделушек, указывающих границы коллективных верований, сверхвременного сознания, и до орнаментальных символов, штрих-кодов и модных примет на утвари, орудиях, теле; на поверхности это различные, строго ареальные идентификаторы веры, принадлежности к своей группе той или иной степени общности: пирсинги, татуировки, свастики, крестики). Культурно-языковое единство — по добровольно принятым скрепам, ограничениям пространственно-временной деятельности и общеупотребительным скриптам и шифрам (строение обычных и выделенных зон или циклов, массовых, интимных, непристойных, табуированных, сообщает как о нравственных нормах, так и моральных установлениях; локальное наличие или отсутствие повторяющихся рисок, мет указывает либо на бытовой шифр, либо на проявление системы письма местного языка; письмо появляется тогда, когда и людей в современном смысле ещё не было, наиболее детальные объяснения см. у Марра, суть есть в моём «Отьем чтении Боянове» — http://inform-ag.ru/publications/24/).

Лишь путём восхождения от самых физичных, вещных материй, точно и разумно осмысливаемых из самих себя, можно переходить на следующий уровень, делая подобное осмысление нового материала, но опираясь на предыдущее, только что выведенное знание. На этом пути постепенно выяснятся все уровневые и перекрёстные корреляции, которые в соединении и могут быть точным портретом не только исторического рода, но любого разбираемого предмета (эпохи, цивилизации, культуры, целой истории). Это своего рода табличный алгоритм (веерная матрица, по С.Г. Кордонскому), который на любом содержании следует довести до чёткости периодической системы.

Например, из материи рода по этому алгоритму чётко выводится полное историческое образование, реально действующее в истории, этнос. Проще всего передать структуру этноса в виде цепи определений. Род — кровно-родственная связь особей, народ — алгоритм воспроизводства (рождения-захоронения) индивидов, племя — система питания и воспитания индивидуумов, община — контактный агрегат разных состояний и видов людей («наши»-nation, «свои»-svea), общество — механизм образования типовых отношений (типов) как, по Г.Г. Шпету, общных тел (схолий, радений, образований, конгломераций, дел), собор — способ органического и символического слияния индивидуумов и обществ в единое целесообразно действующее историческое (космическое) существо (семья, церковь, партия), культурный язык — бытийное орудие (вспомним М. Хайдеггера, а в быту - органон, машина эйдетирования, см. Мамардашвили) произведения  человека из человекообразных существ путём открепления врождённых наклонностей и навыков и их сублимативной перешифровки.

Тут видно, что этнос — это этосо-нос, носитель-сохранитель своего характера, врожденного и поставленного после рождения, на протяжении всей жизни, пока, как минимум, сохраняются базовые гены, а как максимум - культурный язык, объединяющий уже совершенно новый генетический сброд. Из этого совершенно очевидно, что жесткая, мифолингвистическая привязка языка к роду, к гаплогруппе совершенно бессмысленна. В чём тут дело?..

Дело в трудной наблюдаемости языка, которая возможна только при точной силе умозрительного различения. Не осознаётся, что каждый наш язык, на котором мы говорим, на самом деле состоит из двух языков — культурного и врождённого.

КУЛЬТУРНЫЙ ЯЗЫК есть «целемерное произведение», по термину Шпета, он создается сознательным и бессознательным путём, производится на протяжении многих тысячелетий. Он живет в культуре, как системе культивирования общных предметов, — в  вещах, отношениях, знаках, памятниках, а с помощью носителей языка лишь озвучивается, ретранслируется. Носители не просто приобщаются к нему по своей прихоти и начинают вещать от имени языка. Нет, язык рождает их, если они с появления на свет попадают в его бытийные объятья (вот зачем сократовская майевтика или буддистская дваждырождённость). А младенцы по возрасту и уму попадают туда не случайно, а по воле Отцов, тех, кто сознательно или бессознательно окружает детей своим или нужным, авторитетным языком. Культурный язык является рождающим орудием — рождающим и индивидуумов, и род, и этнос в целом. Главное в языке, чем он структурирует, вставляет в реальность и в людей в этих многообразных родах,  — его орудийное строение: склад (сложение и хранилище) предметности, фигура (персоны и процедуры) жизнедеятельности, способ словесного поступания, форма логической мыследеятельности, тропа поэтического ведения. В общем орудийный строй языка восходит, по А.А. Потебне, к способу «сравнения» (сравнивания, уравнивания, ровнения) мысле-предметов (вещей, образов, чувств, понятий), что в сфере души, сознания работает как «внутренняя форма» (интуитивное наблюдение-ведение смысла за звуком и выведение звука по логике смысла — подробное освещение см. в «Модели реконструкций»). По сути эта форма есть вочеловеченная, овнутрённая часть языка, которая (по принципу, но не по первоначальной мощи) работает точно так же, как объективный язык бытия. Именно через этот мостик внутренней формы рождающая сила языка начинает сознательно культивироваться этносом, имеющим уровень хотя бы рода. С этого момента рождающий культурный язык становится родовым языком. Любой язык может быть родовым. Но без сознательного культивирования каждый язык будет оставаться лишь врождённым.

ВРОЖДЁННЫЙ, естественный язык — это совокупность речевых навыков, автоматически возникающих на первых годах жизни индивидуумов на базе врождённых произносительно-различательных способностей под целевым воздействием окружающей культурно-языковой среды. Чем менее сознательно и культурно такое воздействие, тем примитивнее естественный язык. Чем меньше человеческих требований к новорождённому, тем меньше он будет очеловечиваться. Если его изолировать в непроницаемую клетку с постоянным внешним кормлением, он никогда не станет человеком и не приобретёт даже животного естественного языка. Максимум того, что получится спонтанно, это естественный язык ползающей на четвереньках биомассы, единый для любой биомассы, — гласные клики и кликсы (вздохи, ахи, хрипы, пёрды). Разумеется, такой экспериментальной стерильности влияний в естественной природе не бывает. Поэтому каждый человеческий детёныш (т.е. морфологически развитый как современная человеческая особь) всегда вырабатывает до 3-5 лет свой индивидуальный врождённый язык по виду господствующих влияний в среде обитания (у собак он получит собакоподобный язык, у волков — волкоподобный, у русских — русскоподобный). И только через этот канал он связывается затем с родовым языком, если таковой его окружает.

Именно потому, что врождённый язык так ничтожен, никто из лингвистов не воспринимает его как человеческое явление. Все думают, что имеют дело лишь с культурным языком — общественным взаимодействием, средством общения, семиотической системой, системой обмена информацией, интерференцией языковых кодов (надеюсь, знающий человек осознает скрытые цитаты). Однако на деле всегда сводят любой исследуемый язык к системе речевых навыков — артикуляции, звукам, формам, конструкциям, фонетическим законам и прочей физической и физиологической случайности с попутным смешением со звукоразличением, фонемами, морфемами, высказываниями и другими психологическими произвольностями. Нет ничего удивительного, что случайно-произвольно выделенные явления индивидуальной или коллективной физиологии-психологии в той же компаративистике связываются, хоть, может, и правдоподобно и правильно по самой технике связывания, но алогично по основаниям и мифологично по результатам. Они не соответствуют ни закономерностям, ни реальной жизни как врождённого, так и культурного языка. Прошу заметить, что самый ранний системный опыт критики всех фикций лингвистики сделал поздний Бодуэн де Куртэне…

Ни врожденный, ни культурный язык никак не развиваются сами по себе. Они не являются живыми существами, организмами, субъектами исторического процесса. Они абсолютно косные, неподвижные, инертные образования: в основе один — орудийный дом, склад бытия, другой — рефлекс, орудующий лишь при наличии стимула. Весь видимый «автоматизм» их развития сводится только к реакции, восстанавливающей систему, после какого-то внешнего, мало- или высококультурного воздействия на неё…

Подлинное развитие языков связано с развитием самого реального мира, дома бытия, предметов и фактов. Именно в этой связи как сочетание теоретико-«органического» и практически-«пользовательского» развития предполагалось изучение языков Гумбольдтом, основателем сравнительно-исторического языкознания. А первый систематический (конечно, неполноценный) опыт сравнивающей увязки форм и значений слов с предметами и способами словесного видения у нас сделал ещё А.С. Шишков, а на Западе А. Пикте и Г. Шухардт в аспекте «истории слов и вещей». Но человеческая реальность даже в единстве слов и вещей тоже не развивается сама по себе или под диктовку какого-то внешнего дирижёра. С изначальных стадий человекообразности, ещё в животном мире, на почве рефлексов и внешних мет зарождается осмысленное восприятие и действие. И тогда же начинается примитивное целеполагание, осмысленное перемечивание вещей, предметное письмо, постепенно доходящее до культивирования еды, жилья, своего рода, всего бытия и, наконец, — до культивирования своего языка с помощью письма, полностью выделенного как род деятельности. Именно тогда появляются родовые языки.

Они появляются сначала, конечно, как языки своего, каждого рода, чтобы вернее воспитывать, обучать, передавать знания опыт, коротко говоря, чтобы надёжнее выживать в своей ойкумене как можно большее время. Родовое стадо благодаря родовому языку начинает доминировать в своем ареале над всеми другими стадами. Роды плодятся и размножаются. Рано или поздно начинают контактировать друг с другом, и возникает проблема общего языка — смешения видов и видовых языков всё для той же цели успешного выживания и процветания уже по всей Земле. На этих путях возможен и обязателен общеземной родовой язык. Его отличительная особенность — сохранение в себе признаков и способностей всех языков мира, возможность их легкого понимания и преобладание общечеловеческих ценностей в языковом мировидении (это общепринятый с Уорфа, но плохо принимаемый лингвистический термин, хотя можно было и с Гумбольдта и Шишкова).

Можно ли установить, был ли единый родовой язык у того большого рода, который выделяется Клёсовым по тождеству гаплогруппы и соединяется им произвольно..? Если такое единство было на самом деле, то уже ясно, что родовой язык был. Вопрос какой. Какой по своей работе культивирования и какой по принадлежности к народу.

На первую часть в общем ответить очень просто. Если было такое многотысячелетнее единство носителей языка, если в движениях и контактах порождались сыновние и дочерние языки, то создание таких языков и было главной работой родового языка. Нетрудно понять, что раз язык занят порождением языков, то это уже третья-четвёртая степень его самосознания. Это не просто местный, ареальный или общечеловеческий родовой язык, а, как минимум, ареальный языковой родовой язык. То есть этому языку должны быть доступны (конечно, в практическом ведении, как магическая практика, типа йоги, сталкинга и т.п.) такие тайны человеческих натур и языков, о которых современные учёные даже не подозревают. Само собой, если такая культура языка была, то она и закрепляться и передаваться должна была для «магов» каким-то недоступным или неизвестным для нас способом. Например, многие ли из нас прочитают узелковое письмецо некуперовского «индейца»? А это очень простая конструкция письма, если знаешь, в каких нитях, цветах и узелках отражены какие предметы, ограды, типы, персоны и действия твоего рода. Разумеется, нет смысла гадать, какими средствами запечатлевал язык ареев все свои сведения. Важно помнить, что языковой родовой язык — это язык с высокоразвитой письменностью.

Так же до всяких разнообразных изысканий можно определить, чей, какого рода это был язык. Это легко сделать как по результатам всеисторической деятельности такого языка, так и путем интуитивной самоидентификации его, ныне живых носителей…

2.

…А всего-то нужно понять суть этого выделяемого с помощью гаплогрупп надысторического единства. Нужно поверить самому себе, что и впрямь замечен единый надысторический род, который един прежде всего как психофизиологический тип. Дело в том, что человек появляется на свет с уже готовыми началами врождённого языка (его природу я показал коротко в прежней заметке о ДНК-генеалогии). Языковые навыки начинают формироваться уже в утробе матери. Плод испытывает извне звуковые колебания и другие физические воздействия, а изнутри — химико-физические волны разных физиологических состояний, которые усилием матери и семьи приводятся в ту или иную корреляцию, резонанс со звуковой физической средой (подводятся к норме господствующей нравственной среды). Как, например, выбор пола ребенка, проявляющегося на третьем месяце беременности, происходит не только по факту сочетания Х и Y хромосом, но и по адаптационным обстоятельствам питания и психофизических настроек родителей (которые поддаются учёту как химический баланс организма и психосоматическое состояние), так и резонаторный языковой баланс, спайка произносительно-различительных моторных установок формируется на какой-то решающей стадии утробного онтогенеза, зависимого от нормальной языковой деятельности семьи, сообщающейся с однородным племенем семей. Плод с полом наследует нечто генотиповое от своих предков, а с прирождёнными установками наследует нормативный фенотип рода, тем более устойчивый во времени и пространстве, чем больше род сохраняет связей с предками. Язык в своей основе не создаётся и не передаётся генетически, но прямо наследует и сохраняет психофизическое предковое самотождество.

Таким образом, если верно понимать психофизику, то можно выйти и на конкретику гаплорода. Если установлена корреляция исчислимого сочетания гаплогрупп в ископаемых или реконструированных родах с современным сочетанием, то произносительно-различительные навыки и мировидческие установки, как часть психофизики организмов (кинемы и акусмы, по Бодуэну де Куртенэ + интенциональное переживание, по Гуссерлю), должны быть одними и теми же весь исторический период. Но конечно, проявляться они будут по-разному, в зависимости от среды (артикулируя на морозе, пристукиваешь зубами, на жаре — каждый звук с вентилирующим придыханием). Древние предшественники генетически одного и того же рода по своим психомоторным характеристикам могли обладать такими же языковыми способностями, как и их современные потомки. Могли, но не обязательно обладали.

Чтобы обосновать необходимость, нужно учесть два историко-телеологических фактора. Устойчивость проживания в одной и той же среде в приблизительно одной и той же пропорции гаплогрупп. И устойчивость доминирования одной гаплогруппы среди всех местных. Чем больший период одна гаплогруппа стабильно, в одном статусе распространена в одном ареале, тем больше вероятность, что это тот же род, что там обитает и сейчас. Чем шире и долговременнее распространялась одна гаплогруппа, т.е. доминировала (входила в доминирующий род), тем очевиднее она проявляла максимум своих природных способностей. Любой современный род, если он не поддерживает эти же предковые акции распространения, использует отнюдь не максимум родовых психофизических способностей. Впрочем, при простом самовоспроизводстве рода по численности и на территории — никак не меньше нормативных.

Таким образом, те современные роды, которые тысячелетиями сохраняются в одном и том же доминирующем предковом гаплотипе в одних и тех же ареалах проживания, сохраняют и предковые произносительно-различительные способности и мировидческие установки, варьирующиеся по средам обитания, соседским влияниям, узусам. Это значит, что они сохраняют и предковое самоназвание, модифицированное текущим переосмыслением. Например, учитывая, по Клёсову, генеалогию субкладов, заселивших Русскую равнину где-то 5000 лет назад и стабильно существующих здесь до сих пор, есть повод считать их не просто какими-то отводками ариев, а именно русскими. Понятно, в нашем современном самоназвании много нового, привнесённого. Даже историографически запечатлённый ряд подводит к другому мифическому имени-корню: русские < россы < русины (русичи) < русь < рос < рош. Тем более невозможно угадать, как звучал базовый корень многие тысячи лет назад. Достаточно узнавать его в самом разном диффузном произношении, реликты которого есть и сейчас: руш, рус, рис, орош, реси, руша, раша. Любопытно, что этот же корень в базовой типологии первослов, по Марру, тождествен с именем одного из первонародов. Но это к слову. Марр, не известный даже лингвистам, разумеется, не аргумент…

На самом деле ситуация гораздо сложнее. Пока что я, принимая схему клёсовского гаплогенеза, всего лишь показывал, как в его рамках нужно отыскивать лучшие теоретические термины и имена родов. Но проблема в том, что точно смоделированный Клёсовым гаплогенез, — это всего лишь обобщение статистики данных, основанное на прямолинейном отождествлении гаплогруппы с популяцией и родом, в их собственно клёсовских значениях. Дело в том, что верно смоделированная картина движения гаплогрупп может сообщать о совершенно другом движении составленных из них родов. Даже при том, если каждый род имеет в качестве доминирующих те же главные гаплогруппы.

Несмотря на то, что перемещение гаплогруппы в пространстве происходит путем передачи отцовских генов сынам, в реальной жизни это возможно самыми разными способами. Не только путём перехода отцов в новое место, но и путём разного переноса мажорных семенных материалов: полком захватчиков или сезонных рабочих, выселками на поселение, эвакуацией народа всей деревней или городом, пробирками для интеркорпорального оплодотворения. А также путём привода из разных мест женщин для зачатия (с авторитетными, сидящими на месте отцами или с лучшими, по мнению властных Отцев, самцами) и последующей отправки матерей с новорожденными пацанами хоть на родину, хоть в незаселенные места. Во всех случаях налицо движение гаплогруппы, но перемещение рода (отца вместе с потомками) совсем не обязательно, отчего и не обязателен прямой, по факту кровно-родственного наследования, переход цивилизации, культуры, языка в новое место. Говоря более строго, всегда происходит перенос генных материалов, который лишь иногда сопровождается физическим переносом культуры…

Куда этих клонов будут разносить из поколения в поколение или с разрывами поколений, с варьированием мужского и женского наследования и т.п., зависит от ситуации и от воли начальствующих первоотцев. Только с учётом всех этих обстоятельств можно говорить и о популяции, по сути в традиционном смысле, — о единстве доминирующих (!) клонов на территории реагирования (моделей доминирования может быть много). А вот род и впрямь самовоспроизводящийся конвейер — основная линия колен от родоначального клона (с предковым набором признаков) до его пресекновения. Не трудно понять, что выбор начального, мажорного клона рода и выбор «основной» линии колен так или иначе входят в функцию самовоспроизводства и являются частью саморегуляции рода, как минимум, находятся в поле зрения его родоначальника. Совсем не обязательно, чтобы начальный клон и родоначальник были одним и тем же субъектом или принадлежали к одной мажорной гаплогруппе. При этом очевидно, что самоназвание рода не может передаваться по признакам, активности, желанию начального клона, а только по родоначальной самооценке.

Поскольку потомков у одного первоклона может быть много, как и родоначальных самооценок, то род автоматически начинает дробление на племена. Племя — один клан какой-то линии колен с вариативной родоначальной самооценкой, выделивший свою нишу воспроизводства. Благодаря этому племя может воспроизводиться и распространяться сравнительно обособленно. Это объясняет неравномерное выравнивание и различные пропорциональные изменения в составах популяций. В каждой зоне формируется свой собственный кровно-родственный и языковой узус, народ. Кто доминирует в своих узусах на РАННИХ стадиях, отражается в масштабах роста определенной гаплогруппы. Кто доминирует между узусами, проявляется в однородных направлениях распространения самой активной гаплогруппы. Если в обоих случаях доминирует одна гаплогруппа, то над всеми узусами стоит одно супердоминирование (совсем не обязательно супердоминант имеет доминирующую гаплогруппу). Но рано или поздно племя начинает конкурировать с родом. Учитывая их первоклоновое тождество, их конкуренция ведет к ПЕРЕНОСУ ДОМИНИРОВАНИЯ из сферы психофизиологического выравнивания в сферу хозяйственно-социального неравенства и борьбы. С этого момента психофизиологические характеристики перестают быть дифференцирующими для саморегуляции родов. Движение гаплогрупп становится более локальным и хаотичным. Оно перестаёт быть маркером движения родов, поскольку они прекращают саморегуляцию, становясь народами семей.

Так, по моему разумению, может выглядеть алгоритм движения гаплородов, с момента выбора клона родоначальника до диффузного смешения клонов по надродовому (народному) обычаю…

Однако в древние времена родонарождение было самым главным производством людей. И есть все лингвистические, антропологические, археологические, историографические основания думать, что родонарождением в масштабах всего мира разумно занимались наши предки, постепенно, многие сотни тысяч лет подбирая среди появлявшихся мутаций и вариантов в носителях самые приспособленные для размножения, речи и дела виды, расселяя их по зонам, смешивая друг с другом и т.д., так формируя множественно-единую жизнестойкую человеческую расу. Я со своей стороны уже довольно давно представил как частные, так и системные филологические вообще и лингвистические основания. А недавно предъявил и минимальную сводку историографических оснований, изобличая случайный консенсусный стандарт чтения историками и филологами исторических источников за последние 2,5 тысячи лет (см. сведения о книге "Сквозь ошибочную лингвистику историографии" —  http://inform-ag.ru/publications/19/)...

---

Книга по этой теме, добавленная для продажи:  "История с Клёсовым. Методологические наблюдения о естественнонаучных основаниях реконструкции истории. 2016-17, 60 с."