Встретились без объятий, по-мужски крепко пожали руки друг дpугу. Юрка зазвучал своим высоким баритоном:

— Ты где пропал, Генка? Я тебя пару месяцев, наверно, не видел.

— Да чё я пропал. Это ты пропал. А я каждый день тут хожу.

Юрка тут же согласился с этим поворотом и в минуту выложил все о своей работе в ментовке, о сменах, дежурствах, тренировках и зеках. На ту же минуту пооткровенничал и Генка — об очередной стройке, на которой денег ни хрена не платят.

— Как только на водку хватает! — заключил Генка и улыбнулся так прозрачно, что Юрка сразу понял, за счет продажи какого чужого имущества хватает на водку.

На следующей минуте они уже оформляли общий выходной день. Генка позвонил Пашке:

— Жди гостей, кент. Будем я и мент. Возьмем сначала чуть-чуть бухала и — дринк нах остен.

Минуты две торчали у ларька: выбор был большой, но хотелось чего-то повернее.

— Может, Жириновского возьмем, — соблазнился Юрка знакомой фамилией.

— Да ну её в задницу. Я пил — говно такое... А ты ж не пьешь водку — тебе всё одно. Давай лучше Романова — гораздо чище и крепче... Нам. А тебе — пяток пива.

Через полтора часа Генка с Пашкой уже приканчивали полбутылки Романова, а Юрка откупоривал третью банку пива. Пашка с Генкой продолжали добавлять дыма в накуренную кухню. Некурящий Юрка стоял около открытой форточки и с наслаждением хватал свежий морозный воздух. Пашка рассказывал, как он ездил в Чечню на заработки.

— В гробу я видел эту Чечню. Месяц пахал дни напролет, без выходных, а заработал всего три лимона.

— Да и то, ты ж, наверно, еще и стрелял? Поди, за тобой, Пашуля, охотились?

— Да кому я там нужен!

— Ну, не скажи, — расхохотался Генка, — Все же знают, что Пашка Грачев — главный зачинщик чеченской войны. Да любой чечен – твой кровник до гроба. Они вообще должны были прекратить любые диверсии и все силы, поди, бросили на ликвидацию Пашки.

— Пашка стесняется, — поддержал Юрка Генку. — Мне точно известно, что за Пашкой охотились. Более того — за его голову была назначена награда: 3 миллиона.

— Да бросьте вы: я три миллиона получил, а тут чтобы наемному убийце всего три заплатили...

— Дурак — три миллиона долларов.

— Да нет, что-то ты дорого загнул, — усомнился и Генка, — три тыщи долларов — я еще поверю. Но три миллиона зеленых... Это ж не дерево — капуста.

Юрка глотнул пива, облизнул губы и с легкой усмешкой объяснил:

— Остолопы. За Пашку Грачева — и всего три штуки баксов?! Скажи мне ещё, и за Ельцина столько же! Чтобы за Пашку столько же, как за какого-то задроченного бетонщика Грачева...

Пашка решил обидеться:

— Сам ты задроченный.

— Да нет, Пашка, я ж без обиды. Не напрягайся, подумай: разве для Пашки Грачева три лимона зелёных много?

— Да у него в банке, в каком-нибудь альпийском, поди, гораздо больше лежит, — подтвердил Генка.

— Вот-вот. А ты говоришь. Давайте лучше выпьем за то, что жив остался. Вон смотри как этого... Романова… разнесли, до сих пор без движения.

— Да нет — у нас еще пол-литра, — тряхнул Пашка Романовым.

— Да не про того Романова, балбес, — рассмеялся Генка. — Про царя... который, конечно, тут и нарисован. Помнишь, как его шлепнули. Евреи в Свердловске.

— Я-то помню все, — еще продолжал дуться Пашка, — а ты вот помнишь, что сам ты еврей?

— Да ладно, не заводись,— успокоил его Генка,— вот лучше Юрку послушай, как он в Чечне чеченов душил. Правда, Юрка? Ментов же по-прежнему отправляют туда? А ты ж у нас славный омоновец.

— Не, я в этот раз не ездил — закосил. Ну их в баню. Пусть сами расхлёбывают.

— Ну ладно. Про прошлый раз расскажи. Признавайся, сколько ушей наотрезал, сколько баб перетрахал?

— Да нет, ничего там этого не было.

— Не бреши, Чистяк-чистюля… Брешет он, Пашка. Сам мне рассказывал что было. Не ломайся, Юрец. Не бойся, у нас никто не стучит... Да и настучал б если — кто поверит: обычный пьяный трёп.

— Ну ладно,— согласился Юрка,— парочку чеченов я завалил.

— Чё и уши обрезал,— засомневался Пашка.

— Да нет... Ну один раз...

— Я ж тебе говорил, — оживился Генка.

— Да на хрена вам уши-то? — не понял Пашка. — На холодец, что ли?

— Что я тебе людоед, что ли! — обиделся Юрка.— Ну трофей это, типа ордена.

— Ну вы даёте. Если б бабки за это платили, я б еще понял, а так — садюги прямо... Да врёшь ты, наверно, все!

— Нет, не вру. Я этих ушей понарезал там: если на нитку нанизать здоровые бусы получатся.

— Дались вам с Пашкой эти бусы, то есть уши. Ты лучше расскажи, как баб-то сильничать — приятней, чем с женой.

— Спрашиваешь. Она ж, зараза, сопротивляется. Ей страшно, да и самому тоже. Она вся трясется, сам тоже — знаешь, как мальчик и девочка в первый раз.

— Это точно, — объяснил Генка. — Ситуация стрессовая, адреналин в кровь шпарит, возбуждение раз в двадцать больше, чем обычно.

— Вот-вот. У нее там матка поджимается, дырочка съеживается, она ж вся в комочек старается сжаться, ноги черта с два раздвинешь, пока так слегка не пристукнешь по балде... После этого она уже плывёт, готова и, по моим наблюдениям, уже даже хочет, чтоб её поимели.

Генка слушал внимательно, прищурившись. Пашка с недоверием и с едва заметным страхом. Юрка хлебнул пива, смочил пересохшие губы.

— Hv, не тяни душу, — подтолкнул его Генка, — что потом?

— А что потом? Потом, как всегда, задвигаешь, и все в порядке.

— Да не хлюзди ты, — попробовал оспорить Пашка, — Ничего такого я в Чечне не видел.

— А хотелось, — съёрничал Генка, — но не дали. Росточком не вышел.

— Сейчас я тебе — Романовым. Шутник выискался.

— А вот и не подерётесь,— засмеялся Юрка, ожидая, пока вновь вспомнят о нём.

Пашка и правда вспомнил через пять минут:

— Ну что, ну вот ты её трахнул, а что потом? Она ж настучит.

— Паша, ну ты прямо как ребенок, — возмутился Генка, — все тебе разжуй, в рот положи. А уши-то откуда берутся? Не с живого же их снимать!

Юрка двусмысленно улыбнулся на эти слова, а Пашка замолчал, усиленно соображая. Наконец, он выдал:

— Так что ж ты, Юрец, и мужиков что ли трахал?

Еще через час Генка с Пашкой действительно подрались: стукнули друг друга по разу. Но Юрка их тотчас укротил. Они пошли на мировую, но водка уже кончилась. Быстро собрались и отправились втроем к ближайшему ларьку. Купили опять водки и пива. Тут же раздавили мировую. Пока пили —тормознула ментовская, в машине сидело четверо. Один приоткрыл дверцу и поманил пальцем. Юрка стоял к ним спиной и ничего не видел. Зато Пашка — лицом:

— Мужики, менты. Сейчас точно загребут.

— Не ссы, с нами мент, — сказал Генка. — Юрец, корочки у тебя с собой?

Юрка, не шелохнувшись, зло усмехнулся:

— Что я — дурак: корочки с собой таскать... Сколько их там? Гаишники? Пэпээсники?

— Четверо... С дубинками... Зовут нас.

— Ничего, справимся, если что... Стой, пусть сами подойдут… если надо.

Менты посигналили ещё и, видя, что их не слушают, вывалились из машины, собравшись кучкой, двинулись к троице. Юрка не спеша потягивал пиво, Генка на всякий случай завинтил пробку на бутылке, Пашка суетливо ковырял снег носком ботинка.

— Пашка, да что ты, как жеребчик, копытами стучишь, — засмеялся Юрка и обернулся к ментам.— Какие люди? — вдруг закричал он, раскинув объятия с бутылкой в руках. — Да еще с охраной? Витёк, ты откуда?

Один из четверых ментов, Витёк, тоже расплылся в улыбке и с игривой любезностью полуобнялся с Юркой, признаваясь сквозь смех:

— А мы уже вас замочить хотели. Думаем, что за козлы стоят, водку жрут, а нам не дают.

Трое других ментов согласно засмеялись на эти слова.

Поговорив еще минут пять с Юркой и отказавшись от предложенного пива, но не от водки, менты сели в машину и поехали дальше. Напоследок Витёк поостерёг Юрку:

— Ты, Чистый, не особенно маши пузырём. Сам же знаешь, что наряды перед выборами усиленные. На кого нарвёшься.

Юрка с ним согласился, но, проводив, тут же предложил:

— А что, мужики, прошвырнемся по Бродвею?

Мужики, ободрённые тёплой встречей, спорить не стали.

Через полчаса они были уже на Арбате. Прохожих встречалось мало: было еще очень рано — день. Трое друзей, не спеша, продвигались по улице, шумно и весело обсуждали редких торговцев и прохожих девочек.

— Видишь, какие уши пошли, — кричал Пашка, — хватай, Юрка, а то уйдут.

— Нет, ему сейчас не до ушей, — посмеивался Генка, — он сейчас перешел на окорочка — дамские, из России.

— Орлы, лягайт на ляжки, — серьезно возражал им Юрка и периодически кричал на всю улицу, сложив ладони рупором:

— Ё-о-о-ма-а-ё-оооо!

 

Еще через неделю засерело зимнее небо, обещая неминуемую ночь.

 

Еще через сто лет, когда они затихли на момент для вдоха, к ним подошли худосочный парень с девицей и вежливо попросили:

— Извините, надеюсь, что мы вам не помешали. Мы из социологической службы профессора Грушина...

— Это что, того, — с радостью узнал Генка,— которого каждый вечер по ящику показывают?

— Да его. Мы проводим социологический опрос. За кого, если не секрет, вы будете голосовать завтра?

— Да ни за кого,— полез на рожон Юрка.

— Вот-вот, — поддержали его и Пашка, и Генка.

— Ну а на выборы-то пойдете?  — на всякий случай спросила девушка.

Тут мнения у ребят разделились. Юрка решил идти на выборы, Генка — отказался, а Пашка сказал, что не знает, но скорее всего пойдёт или не пойдет.

Тут, естественно, молодой человек выказал недоумение: если, дескать, на выборы пойдут, то как же ни за кого голосовать не будут. Это невозможно. Очень даже возможно, хитроумно заметил Юрка. Возможно, возможно, подпел Генка. Воз можно, воз можно, подтвердил и Пашка, и возможно тоже на возу — козу, серьезно подмигнул Юрка девушке. Она вспыхнула и с раздражением сказала: а вот я и знаю, за кого вы голосовать будете, это у вас на... лицах написано. И что это у нас на рожах написано? — мудро догадался Генка. А то и написано. Нет, серьезно, что написано, очень заинтересовался Юрка. Да-да, что серьезно написано, сделал абсурдоперевод Пашка. Да то и написано, что за Жириновского голосовать будете.

— Мы — за Жириновского? — разом оскорбились юные натуралисты, — Да за этого козла, да за этого алкаша, садюгу, стукача — никогда в жизни!

— Да я... Да у меня... — захлёбывался Пашка.

— Да я... я лучше застрелюсь, — кричал Юрка, — на работе. Из служебного танка.

— А я лучше обосрусь — прямо здесь, в штаны, — бессовестно оттопыривал зад Генка.

Тут парень с девчонкой не вытерпели натиска и под свист и улюлюканье сбежали в какой-то кривоколённый переулок.

Троица с трудом перевела дыхание. Курящие закурили, а Юрка вдруг сказал с какой-то непонятной радостью в голосе:

— А я ведь в самом деле за Жириновского голосовать хотел. И откуда только знает, сучка?

— Ты что — серьёзно? – спросил Генка.

3.01.1996

---