О «росских» названиях порогов у Константина Багрянородного

(К научному исследованию проблемы)

20 апреля 2021 г. 19:22

Cписок «росских» названий порогов у Константина Багрянородного существенно отличается от списка славянских названий. Для славянских названий, легко устанавливается их действительно славянское происхождение. Кроме того, эти названия в тексте подкреплены соответствующими толкованиями на греческом языке. В списке «росских» названий далеко не всегда просматривается их славянская основа, и нет никаких пояснений к ним (кроме одного). Воспользовавшись этим, норманисты начали подгонять эти названия под скандинавские этимологии. Достаточно полное обобщение норманских построений содержится в комментариях к изданию трактата Константина Багрянородного «Об управлении империей» под редакцией Г.Г. Литаврина, А. П. Новосельцева (1). Фактически академик Г.Г. Литаврин полностью принимает все норманские построения без какого-либо их критического разбора. Общая библиография, охватывающая как норманские работы посвященных теме «росских» названий порогов, так и антинорманские, приведена в работе Е. Сырцовой (2). Здесь нет возможности обсуждать все эти построения, но хотелось бы отметить один существенный методологический недостаток, который относится как к норманским, так и альтернативным концепциям  происхождения этих названий. Исследователи часто увлекаются поиском соответствий в других языках в отрыве от всего остального исторического контекста. Эти построения 1) не связаны никак с текстом трактата Константина Багрянородного и 2) не согласуются с другими историческими свидетельствами. Так, если обратиться к норманским трактовкам, то кроме поиска созвучий в скандинавских языках, мы больше не обнаружим никаких оснований для таких поисков. Нет никаких скандинавских источников, которые бы передавали названия этих порогов. Хотя по идее, плавания по Днепру должны были быть регулярными, массовыми и, соответственно, хорошо известными в Скандинавии. На это указывал еще В.Н. Юргевич в XIX веке (3). Несмотря, на потуги Т. Н. Джаксон показать знание географии Восточной Европы скандинавами (4), знакомство с источниками, на которые она ссылается, показывает крайне скудные и расплывчатые представления их о внутренних районах Руси, не говоря уже о системе речных коммуникаций. Кроме того, отсутствуют другие скандинавские топонимы и гидронимы на Днепре. Да и вообще их проблематично отыскать на всей территории Руси. Почему вдруг скандинавы отдельно сообщали грекам только скандинавские  названия порогов, не приводя больше никаких других топонимов и гидронимов? Почему, в конце концов, не сообщили, что Русь по-скандинавски называется «Гардарики»?

В трактате Константина Багрянородного описывается взимание дани росами с подчиненных славянских племен. Но он нигде не пишет, что росы не славяне, а сам сбор дани никак не означает, что они в этническом плане другой народ. Например, Гельмольд рассказывая о балтийской руси, т.е. ранах или ругах (руси) ( Гельмольд несколько раз подчеркивает тождество этнонимов раны и руги: «Rani, qui et Rugiani», «Rugianorum sive Ranorum») указывает, что «Раны же, у других называемые рунами, - это кровожадное племя, обитающее в сердце моря, преданное сверх всякой меры идолопоклонству. Они занимают первое место среди всех славянских народов, имеют короля и знаменитейший храм. Именно поэтому, благодаря особому почитанию этого храма, они пользуются наибольшим уважением и, на многих налагая дань, сами никакой дани не платят, будучи неприступны из-за трудностей своего месторасположения» (5). Речь идет о наложении дани, прежде всего, на окружающие их славянские племена, и нет сомнения в том, что раны являются славянами. Ни один скандинавский или западный источник не фиксирует сбора дани скандинавами во второй половине IX в., когда по свидетельству русских летописей выплачивалась дань варягам, ни на всем протяжении X в. и начала XI в., когда дань также выплачивалась вплоть до смерти Ярослава в 1054 году. Нет и никаких свидетельств захвата власти на Руси в скандинавских источниках.

В самом трактате Константин Багрянородный описывается только сбор кораблей со славянских земель для плавания в Византию. Нет никаких скандинавских источников, которые бы подтверждали регулярные плавания скандинавов по Днепру, как нет и никаких сообщений о трансконтинентальной торговле со Скандинавией средиземноморских стран. Константин рассказывает только о славянских моноксилах, которые используются россами для плавания по Днепру. Кроме того, в научной литературе неоднократно отмечалось, что скандинавские суда были непригодны для плавания по рекам Руси (6). Также Константин нигде не упоминает о присутствие норманн в Константинополе. Как указывал М. Ю. Брайчевский (7), скандинавы никогда не называли себя «русами», и не понятно, каким образом это название, если информатором Константина выступает скандинав, попало к нему. Нет никаких следов знакомства Константина Багрянородного и со скандинавскими обычаями или языком (разумеется, кроме мнимого приписывания им названий порогов). В то же время мы встречаем в тексте Константина подробное описание всей системы подготовки славянских судов к плаванию по Днепру в Константинополь, описания религиозных церемоний русов, посвященных Перуну. Константин использует славянские слова, что показывает, что информатором его выступает славянин, а не скандинав, возможно знающий и греческий язык. Константин использует в тексте слово τὰ ηάκανα как славянское слово «законы». Он не только передает Константину славянские названия порогов, но и растолковывает их смысл. Информатор также знакомит императора с системой сбора дани русскими князьями и сообщает соответствующий славянский термин, обозначающий эту систему. τὰ πολύδια передает славянское «полюдья» (мн. ч.) (8), а не скандинавскую «вейцлу» (9).

Такие же возражения во многом касаются и тех работ, которые ищут происхождение этих названий в осетинских, балтских, готских, финских и других языках. Так, например, недавно В.В. Тарасов (10) попытался предложить балтские этимологии, основываясь на старой теории Н.И. Костомарова о литовском происхождении Неманской Руси и литовском языке варягов. Прежде всего, нужно отметить, что сама эта теория не имеет под собой никакой серьезной аргументации. Литовцы сами себя никогда не называли «русью» или «варягами». Нет письменных источников, которые бы рассказывали о великих литовских мореходах не то, что в Черном море, но даже на Балтике. Русские летописи, также указывая на этнические названия прибалтийских племен, не называют их варягами. Нигде они не рассказывают и о плаваниях литовцев по Днепру. Многочисленные средневековые источники (Адам Бременский, Петр Дюсбургский, Генрих Латвийский, Рифмованная хроника) указывают на колонизацию Прибалтики вендами, балтийскими славянами, которые действительно были морским народом и, собственно, и были варягами. Нет также и никаких свидетельств, что эти венды переходили на литовский язык. Нет никаких намеков на литовцев и в самом трактате Константина Багрянородного. Ни купцов литовских нет в Константинополе, ни дипломатических контактов. Они не входят в этнографическое описание Восточной Европы, и не рассматриваются Константином, как один из факторов в системе «весов и противовесов» по сдерживанию давления руси и других северных народов на границы Византийской империи. Фактически В.В. Тарасов занимается поиском созвучий, основываясь на ничем не подтвержденной теории.

Но кроме этих общих соображений, возникают вопросы и к самим предложенным этимологиям. Автор ищет подходящие корни в словах современного литовского языка и ссылается на соответствующие словари, как-будто за прошедшие десять веков литовский язык не претерпел никаких изменений ни в плане морфологии слов, ни в плане грамматики.  Поиск корней и созвучных слов без дальнейшего соответствующего анализа не является серьезным научным методом. Так можно найти аналогии с любым языком. К этому еще нужно добавить, что литовский и восточнославянские языки довольно близки и имеют много общих индоевропейских корней. Слово, похожее на литовское, может иметь соответствие в древнерусском языке и при этом выйти из употребления в современном русском. Без учета и анализа всех этого комплекса проблем нельзя выйти на адекватное решение вопроса о происхождении названий «росских» порогов. Так, например, приводимое В.В. Тарасовым слово varza – «рыболовный затон», «заводь», «запруда», имеет соответствие в древнерусском языке (о чем речь ниже), и, соответственно, название порога находит объяснение без обращения к литовскому языку. Попытки притянуть за уши литовский и другие прибалтийские языки приводят и к другим трудностям. Так, комбинирование В. В. Тарасовым слова varza с другими корнями не дает никакой внятной этимологии для второго порога. Для третьего порога он приводит слова с корнем gel-,восходящие к лит. gelus – «пресный», что очень странно для названия порога реки (интересно, а что кто-то видел соленые пороги на реках?), не говоря уже о необходимости показать, как оно превращается в то слово, которое использует Константин Багрянородный. Другой вариант, более созвучный слову в тексте Константина «лит. слово giléndra — «урожай, урод на желуди, орехи, ягоды, грибы (в лесу)», восходящее к лит. gil — «желудь»». Но, опять же, причем тут желуди? Для первого порога совершенно игнорируется толкование названия порога, которое приводит Константин. Также неубедительно выглядят и все остальные построения.

Из всех приводимых этимологий, можно выделить предложенную еще Н.И. Костомаровым этимологию для названия шестого порога «Леанти», от лит. lieti – «лить». Образуемое от него причастие женского рода liejanti – «льющая»(c помощью суффикса anti-) дает близкое по звучанию слово к встречающемуся у Константина Багрянородного. Но и этот вариант нельзя признать убедительным. Название «льющая» само по себе выглядит странно. Оно либо предполагает существительное женского рода, к которому относится, но тогда не понятно, куда оно пропало в названии, либо должно быть определением к слову «порог». Порог в литовском языке, как и в русском, является словом мужского рода (slenkstis) и соответствующее название, если бы было причастием, имело бы совершенно другой суффикс.

Возвращаясь к трактату «Об управлении империей», мы обнаруживаем, что во времена Константина Багрянородного только многочисленные представители восточнославянских племен занимаются плаваниями по Днепру. Кроме того, также и херсониты, которые были носителями греческого языка, совершали торговые поездки в Русь. И хотя Константин упоминает только о сухопутном маршруте херсонитов, наверняка греки плавали вместе с русами и по Днепру. Никаких других этнических групп,  занимающихся регулярными плаваниями по Днепру, мы не обнаруживаем. Кроме того, пороги Днепра - это не обычные топонимы или гидронимы, которые могли получить свое название от народов близко живущих. Ни скифы, ни сарматы, ни печенеги, ни тюрки не оставили нам никаких названий порогов Днепра, несмотря на длительное проживание у порогов. И у Константина мы не найдем печенежских названий, хотя они в отличие от русов жили и кочевали непосредственно у этих порогов. Оставили название те, кто действительно плавал по Днепру, для кого это было жизненно важно, кто, словами Константина Багрянородного, ногами ощупал все дно порогов в поисках удобной и безопасной проводки судов. Соответственно, славянский и греческий языки, должны быть отправной точкой в рассмотрении вопроса происхождения «росских» названий порогов.

Для удобства рассмотрения, выпишем всю систему обозначения порогов у Константина Багрянородного:

 

росские

толкования КБ

славянские

толкования КБ

1

σσουπῆ

Μὴ κοιμᾶσαι – ‘Не спи’

σσουπῆ

Μὴ κοιμᾶσαι -‘Не спи’

2

Οὐλβορσ

 

στροβουνιπράχ

Τὸ νθσίον τοῦ φραγμοῦ - ‘островок порога’

3

Γελανδρί

 

 

ἧχοσ φραγμοῦ - ‘шум порога’

4

Ἀειφόρ

 

Νεασήτ

διότι φωλεύουσιν οἱ πελεκᾶνοι εἰσ τὰ λιθάρια τοῦ φραγμοῦ - ‘так как пеликаны гнездятся в камнях порога’

5

Βαρουφόρος

 

Βουλνηπράχ

διότι μεγάλης λίμνην ἀποτελεῖ - ‘так как он образует большую заводь’

6

Λεάντι

 

Βερούτζη

βράσμα νεροῦ – ‘кипение воды’

7

Στρούκουν(Στρούβουν)

 

Ναπρεζή

μικρὸς φραγμός – ‘малый порог’

 

Уже при первом знакомстве можно заметить, что название первого порога «Эссупи»( Έσσουπῆ) совпадает на «росском» и славянском языке, а расшифровка названия Константином Багрянородным не оставляет сомнения, что перед нами славянское выражение: «Не спи». Это одно уже показываетчто язык россов и славян один и тот же - славянский.

Для второго порога «Улворси» Οὐλβορσί уже не так просто разобрать название, как для славянского названия порога «Островунипрах», в котором при всех искажениях угадываются слова присущие и современному русскому языку. Если знать, что означает на древнерусском языке вторая часть выражения «ворси», то понимание его смысла также не вызовет больших трудностей. В словаре русского языка XI –XVII вв. есть слово «ворга»,  которое означало либо «узкий залив», «узкую протоку», либо «заболоченную местность» (11). В словаре Даля приводятся следующие пояснения: «арх. болотистая, кустарная лощина; залив или пролив по лощине, кутовая ворга, залив; проходная ворга, пролив. | Сиб. голое, кочковатое болото, окруженное суходолом. | Ниж. серник, накипь смолы на сосне, самотеком» (12). Слово «ворга» при склонении по закону второй палатизации превращалось «в ворзѣ». Сейчас в современном русском языке это явление отсутствует, но вторая палатизация присутствует в диалекте южнорусского языка, каковым является украинский язык. Так, например, и на русском, и на украинском языке одинаково в именительном падеже звучит слово «нога», но при склонении на русском языке получается «на ноге», а на украинском «на нозі». Этот же пример показывает, как трансформировалась «ять» древнерусского языка в обоих языках. Изначально этот звук был не похож ни на «е», ни на «и», но был близок им обоим. Начало же названия представляет собой искажение древнерусского слова обозначающего «гул». В древнерусском языке было слово Гулкъ или Гълкъ, постепенно утрачивающее звук «к» и превращающийся в современное «гул». Таким образом, греческое выражение Константина Багрянородного на древнерусском языке можно было бы записать: «Гулкъ в ворзѣ» или «Гълкъ в ворзѣ». На современный русский язык это можно было бы передать, как «»Гул(шум) в теснине» или «гул в протоке».

Несколько более сложная ситуация с «росским» названием четвертого порога «Айфор»( Ἀειφόρ), которому соответствует славянское название Неясыть(Νεασήτ), и который надежно идентифицируется с Ненасытецким порогом на Днепре. Как известно в славянском языке не было изначально буквы «ф» и все слова с этой буквой первоначально заимствовались из греческого языка. Несложно увидеть, что у Константина Багрянородного звуку «ф» в славянских словах иногда соответствует звук «в» (Святослав – Сфендослав -Σφενδοσθλάβος), который возможно произносился более глухо. Заметив эту особенность, получаем Айвор и с учетом того, что как и в названии второго порога, скорее всего пропущен глухой согласный звук в начале слова, нетрудно увидеть, что это слово «гайвор», или «гайворон». Гайворон – древнерусское слово обозначающее «ворона», или «грача». Это древнее слово, имеющее соответствия в других славянских языках. Оно сохранилось в украинском языке. Есть и населенные пункты на Украине, называющиеся Гайворон. Есть и слово «гайвор». Этому названию соответствует славянское название «неясыть», тоже связанное с названием птицы. В современном словоупотреблении - это название одного из видов  сов. Но Константин Багрянородный дает следующее пояснение к этому названию: διότι φωλεύουσιν οἱ πελεκᾶνοι εἰς τὰ λιθάρια τοῦ φραγμοῦ - «так как пеликаны гнездятся в камнях порога». Как известно пеликаны никогда не селились у порогов Днепра. Откуда же взялось это недоразумение? Оно имеет вполне понятное объяснение. Дело в том, что в славянском переводе Псалтыри греческому слову πελεκάν соответствует слово «неясыть» ( ὡμοιώθθν πελεκᾶνι ἐρθμικῷ - « ѣй» (Пс.101.7)). В отличие от современно употребления этого названия, обозначающего один из видов сов в древнерусском языке слово «Неясыть» не имело такого строгого однозначного значения. Как указал И. Г. Лебедев, В. М. Константинов, слово «неясыть» в древнерусском языке могло означать и коршуна, и ворона, и пеликана, и ястреба, и филина, и сову (13). В той же Славянской Библии дважды встречается слово «неясыть» в значении «коршуна» ( καὶ τὸν γύπα καὶ ἰκτῖνα καὶ τὰ ὅμοια αὐτῷ - « » ((Лев. 11.14) и (Вт. 14.13))). В обоих случаях греческому слову γύψ – «коршун» соответствует слово «неясыть». Но иногда это слово заменяет и греческое слово «птица». Лебедев и Константинов так же указали, что этимология этого слова, скорее всего, связана не со значением «ненасытный» (Ненасытецкий - скорее позднее перетолкование), а с понятием запрета на употребление в пищу (14). «Неясыть» дважды встречается в тех местах Славянской Библии, где устанавливаются запреты на употребление в пищу определенных видов птиц(Лев. 11.13-19 и Вт. 14.11-18). Сюда, как раз, попадают и вороны, и коршуны, и совы, пеликаны.

Библия. Синодальный перевод. Второзаконие. 14.11-18:

11 Всякую птицу чистую ешьте.

12 Но сих не должно вам есть из них: орла, грифа и морского орла,

13 И коршуна, и сокола, и кречета с породою их;

14 И всякого ворона с породою его,

15 И страуса, и совы, и чайки и ястреба с породою его,

16 И филина, и ибиса, и лебедя,

17 И пеликана, и сипа, и рыболова,

18 И цапли, и зуя с породою его, и удода, и нетопыря.

Скорее всего, под «неясытью» в древнерусском языке понималась как вообще птицы, подпадающие под запрет, так и вполне конкретные виды птиц из перечня, такие как вороны, коршуны, совы, и пеликаны. Славянское название порога не может быть связано с пеликанами и вряд ли связано с совами. Тем более, что у нас они предпочитают селиться в дуплах деревьев. Кроме того, неясыть – это хищная птица, не селящаяся стаями, а в данном случае Константин Багрянородный подразумевает массовые гнездовья. Ворон, в отличие от вороны, сторонится людей, и они (вóроны) предпочитают гнездиться стаями. Причем гнездятся как на высоких деревьях, так и на камнях, в скалах или береговых утесах. И ворон, как мы видели выше, входит в перечень запретных для употребления в пищу птиц. Таким образом, мы с большой долей уверенности можем утверждать, что название «росского» порога «Гайворон», и ему вполне соответствует славянское название «Неясыть». Это подтверждается также и тем, что за Ненасытецким порогом на 1.9 км тянулась большая Воронова забора.

Славянским названием является и «росское» название седьмого порога «Струкун» или «Струвун». Для этого название характерен славянский суффикс –ун, как в большом числе русских слов, таких как «колдун», «вещун», «скакун», «стригун», «бегун», «врун», «болтун», «летун», «плавун» и т.д. Они как правило образуются от глаголов на –ать (древнерус. -ати). Толкование этого названия может быть связана с глаголом «стрекати» - «колоть, жалить, побуждать», откуда и слова «стрекало», «стрек» (овод, слепень). Сюда же этимологически примыкают слова струк = стручок(болг. стрък «стебелек, ветка», сербохорв. струк «стебель»); Струк=Строк означающее и «аиста», и «лебедя»; «строкнути», «строкну» - поставить знак препинания, точку; «строка» - нарезка, знак, знамение, точка, центр, ряд, строчечная, вышитая строчка. Часть семантики этих слов покрывается греческим словом κέντρον, означающем – «кентр, стрекало, жало, игла, колющее орудие, уколы, мучения, кончик, острие, срединная точка, средоточие, центр, побуждение, страсть». (Есть еще славянское Строукъ=Строкъ – «кентавр», из-за созвучия греческого кентрон и кентавр). Возможно, смысл названия порога связан с наличием острых камней на пороге, и может означать «дырявящий (корабли)».

Еще одно значение слова «стрекать» приводит Фасмер: «прыгать, спешить, брызгать» (15). С этим значением связаны такие слова как «стрекотать», «дать стрекача», «стрекоза». В таком смысле Струкун(или Стрекун) возможно является синонимом слова «скакун» или «скакунец»(с несколько уменьшительным оттенком) и даже возможно, что оно означает «скаковца»  южнославянских диалектов, т.е. «кузнечика». Уменьшительный оттенок в названии подчеркивается не только таким названием и толкованием Константина (малый порог), но и тем, что здесь встречается тот же славянский суффикс –ун, как и в славянском названии второго порога. Константин указывает, что Островун ( Ὀστροβουν) означает именно «островок» (νθσίον), а не «остров» (νῆσος).

Таким образом, как минимум четыре «росских» порога имеют названия, происходящие из славянского языка. Казалось бы, и остальные «росские» названия должны быть славянскими. Но остальные названия (Γελανδρί, Βαρουφόρος и Λεάντι), близки к греческим словам и выражениям или являются производными от них.

То, что «росские» названия могут быть исходно греческими словами, не должно вызывать удивления. Торговля по Днепру шла в обе стороны. В течение многих лет славяне спускались по Днепру и плавали в Константинополь. Но и греки плавали по Днепру. Сам Константин Багрянородный указывает на то, что херсониты совершают путешествия в Росию (διαπερῶσιν ἀπὸ Ῥωσίας οἱ Χερσωνῖται – «переправляются херсониты, [идя] из Росии») (16). И хотя в данном случае речь идет о сухопутном маршруте, наверняка туда же плавали и по Днепру. Херсониты контролировали и нижнее течение Днепра. В договоре 912 г. между Византией и Русью отдельно оговаривается взаимопомощь между русскими и греческими кораблями, которая, прежде всего, подразумевалась на пути следования русских кораблей в Константинополь. «Аще вывержена будеть лодья вѣтромъ великим на землю чюжю, и обрящють ся тамо иже от нас Руси, да аще кто иметь снабьдѣти лодию с рухлом своимъ и отослати паки на землю хрестьяньскую, да проводимъ ю сквозѣ всяко страшно мѣсто, дондеже приидеть въ бестрашное мѣсто; аще ли таковая лодьа ли от буря, или боронениа земнаго боронима, не можеть възвратитися въ своа си мѣста, спотружаемся грѣбцем тоя лодьа мы, Русь, и допроводим с куплею их поздорову. Ти аще ключиться близъ земля Грецкаа. Аще ли ключиться тако же проказа лодьи руской, да проводимъ ю в Рускую землю, да продають рухло тоя лодьи, и аще что можеть продати от лодьа, воволочим мы, Русь» (17).

Также и пункт договора о выдаче должников, подразумевает наличие, как на Руси, так и в Византии не чистых на руку купцов, которые укрывались от судебного преследования. «О различных ходящихъ во Греки и удолжающих... Аще злодѣй не възратиться в Русь, да жалують Русь  хрестьаньску царству, и ятъ будеть таковый, и възвращен будет, не хотя, в Русь, Си же вся да створять Русь грекомъ, идѣже аще ключиться таково» (18).

Под 945 г. в ПВЛ указывается на прибытие в Киев греческих послов из Византии. И прибыли они, скорее всего, по Днепру. «В лѣто 6453. Присла Романъ, и Костянтинъ и Степанъ слы к Игореви построити мира перваго» (19). Также повторяется в договоре Игоря пункт о ненанесении ущерба кораблям. «И о томъ, аще обрящють Русь кубару гречьскую, въвержену на коемъ любо мѣстѣ, да не преобидять ея. Аще ли от нея возмет кто что, ли человѣка поработить или убьеть, да будеть повиненъ закону руску и гречьску» (20).

И у славян и греков был общий интерес к использованию днепровского речного пути. Параллельно славянским складывались и греческие названия, для топонимов и гидронимов. Так, Константин приводит название острова, на котором русы совершают языческие обряды – остров св. Георгия (21). Очевидно, что это греческое название. Его отождествляют с островом Хортица, который в Воскресенской летописи назван «Варяжским островом» (22). Переправа на Днепре, через которую совершают переход херсониты, также носит греческое название (πέραμα τοῦ Κραρίου). Интересно, что это греческое слово норманисты также попытались выдать за скандинавское. Но здесь нет никаких сомнений, что перед нами греческое слово. Слово содержит (Κράριον -> Κρ-άριο-ν) словообразующий суффикс -άριο, как в слове (παιδ-άριο-ν– маленький ребенок), или в слове κριάριον (от κρίος) – «овен, баран». В словаре Лидделла – Скотта приводится со ссылкой на папирусы значение этого слова. Оно означает «браслет»( Κράριον =κλάνιον - bracelet) (23). Наверняка были и другие гидронимы и топонимы на греческом языке, в том числе относящиеся к порогам.

В процессе активных торговых и дипломатических контактов между Византией и Русью должны были согласовываться греческие и славянские термины, относящиеся к географическим ориентирам. Какие-то названия могли заимствоваться из одного языка в другой, для каких-то выяснялись значения этих названий на соответствующем языке, что собственно мы и наблюдаем в трактате Константина Багрянородного.

На близость «росских» названий порогов к греческим словам указала в своей работе Е. Сырцова (24). Но ее подход является слишком радикальным. Она полагает, что все «росские» названия исходно греческие, и с этим трудно согласиться. Кроме того, нельзя полностью согласиться и с тем, что  приведенные названия, являются неким «лингвистическим курьезом», следствием недоразумения, как пишет Сырцова: «То, с чем мы встречаемся в данном случае, - это лингвистически довольно интересная история неузнавания греками древнегреческих названий днепровских порогов вследствие опосредования знакомства с этими названиями теми переводчиками, которые не знали об их греческом происхождении и воспринимали их в славянском произношении как иноязычные для греков» (25).

Из текста Константина Багрянородного не следует с необходимостью такое заключение. Константин мог вполне понимать названия порогов (по крайней мере, часть из них), предполагая заимствование названия. При этом он мог стремиться передавать эти названия так, как они произносились славянами, но без дополнительных толкований, не требующих специальных разъяснений для грека.

Прежде всего, обратимся к пятому порогу, для которого Константин Багрянородный приводит название «Варуфорос» (Βαρουφόρος). Несмотря на некоторое отступление от классических правил грамматики, это греческий композит, состоящий из двух основ. В других источниках он не встречается, но оно могло быть легко составлено человеком, знающим греческий язык, точно также как не составляет труда составление несуществующих сложных слов в русском языке. Греческий язык был очень продуктивен н на создание сложных слов, причем некоторые из них переводятся целыми предложениями. Можно привести пример из Гомера, где Фетида, мать Ахилла называется δυσαριστοτόκεια - «та, которая на свою беду родила лучшего». В данном же случае - это соединение двух слов βάρος и φορός. Оба слова были хорошо известны и довольно распространены в греческом языке. Второе слово представляет собой прилагательное от глагола φέρω(несу), переводящееся на русский язык обычно причастиями «несущий», «влекущий». Это прилагательное выступает основой для огромного числа сложных слов греческого языка (νικθφόρος – победоносный, θανατoφόρος = θανατθφόρος – ‘несущий смерть’, ἀγγελιαφόρος – ‘несущий весть’, βιβλιοφόρος= βιβλιαφόρος – ‘гонец’ , ηυγοφόρος – ‘носящий ярмо’, θαλλοφόρος – ‘таллофор, носящий масличную ветвь’и т.д. ). Первое же слово βάρος является существительным ΙΙΙ склонения среднего рода, которое склоняется как имена с основой на -ες, такие как γζνος-‘род’, ἔθνος- ‘народ’. Такие слова в им. п. ед. ч. образуются через изменение огласовки ε>o (индоевропейское чередование в древнем суффиксе основы. Такое же  явление есть и в русском языке : «небо - небеса», «дерево - древесный»). В косвенных падежах в классическую эпоху спирант σ, оказавшийся между двух гласных, стал выпадать. Так в род. п. ед. ч. это приводило к следующей редукции: *γζνεσος> γζνεος> γζνυος. Βάρος довольно распространенное слово, встречающееся у многих греческих авторов. Оно означает «вес, тяжесть, груз», в переносном смысле – «тяжесть на душе». В византийскую эпоху стало означать «авторитет, вес в обществе».

Cлово βάρος в значении «вес», «тяжесть», как качество, свойство тел многократно встречается у Аристотеля. Указывая на апории, связанные с введением понятия «величины», как начала, Аристотель задается вопросом: ὅμως τίνα τρόπον ἔσται τὰ μὲν κοῦφα τὰ δὲ βάρος ἔχοντα τῶν σωμάτων; - «все же каким образом есть, что легкость и тяжесть имеется у тел?» (26). Но встречается это слово у Аристотеля и в смысле «тяжести», «груза». Обсуждая понятие «иметь» или «держать» ( ἔχειν) он дает одно из определений: «то, что мешает чему-то двигаться или действовать согласно своему влечению». И далее приводит пример: οἷον καὶ οἱ κίονες τὰ ἐπικείμενα βάρθ …– «например, и колонны [держат] положенные [на них] тяжести…» (27). Пример использования этого слова в переносном смысле, мы можем найти у Ксенофонта. Сократ говорит Аристарху, что χρὴ δὲ τοῦ βάρους (род. п. ед. ч.) μεταδιδόναι τοῖς φίλοις: - «нужно отдавать тяжесть [души] друзьям» (делиться тяжестью на душе с друзьями) (28). Как «груз», «груз корабля» это слово мы находим у Полибия. Описывая морской поход консулов Гнея Сервилия и Гая Семпрония в Ливию в 253 г. до н.э., Полибий пишет, что римские корабли у острова лотофагов Менинга сели на мель. «Но все-таки неожиданно через некоторое время, когда море стало возвращаться назад, выбросив из кораблей почти все грузы они облегчили корабли» (οὐ μὴν ἀλλὰ πάλιν ἀνελπίστως μετά τινα χρόνον ἐπενεχθείσθς τῆς θαλάττθς, ἐκρίψαντες ἐκ τῶν πλοίων πάντα τὰ βάρθ μόλις ἐκοφφισαν τὰς ναῦς) (29). После этого римлянам удалось сняться и уйти к Сицилии.

Есть несколько вариантов образования сложных слов в греческом языке, когда первое слово является существительным ΙΙΙ склонения:

1) Берется основа первого слова и без соединительной гласной присоединяется ко второму слову (ιχθυ-βόλος ) (30).

2) Берется основа первого слова и с помощью соединительных гласных -ο-, - α-(редко -η-) присоединяется ко второму слову (γαλακτ-ο-φάγος, ἀσπιδ-θφόρος) (31).

Но для существительных III склонения с основой на – ες не всегда выполняются общие правила для III склонения. Для них либо соблюдается первое общее правило без соединительной гласной ἐπες-βόλος – ‘кидающийся словами, дерзкий на слова’(ἔπος, βάλλω)), либо окончание основы –ες отбрасывается и вставляется соединительный гласный (τειχ-ο-μαχια – ‘битва на стенах’) (32). В словарях в основном встречаются именно так сконструированные сложные слова с первым существительным ΙΙΙ склонения на –ες.

Если следовать этим правилам, то должно получиться либо Βαρεσφόρος, либо Βαροφόρος. Если же следовать второму общему правилу для III склонения, то получаем: Βαρες-ο-φόρος> Βαρεοφόρος >Βαρουφόρος (с учетом того, что спирант между двух гласных выпадает, а ε+ο=ου). Так как Константин не писал на классическом литературном греческом (Роберт Броунинг называет его язык «вульгарным» (33)), такое вполне допустимо. Но возможно, что Константин стремился передать то название, которое слышал от информаторов и использовавшееся сами русами, которые могли его искажать.

В переводе это слово должно означать «грузопереносящий» или «грузовлекущий». Эти значения, здесь кажутся вполне подходящим, так как дальше Константин Багрянородный указывает, что через этот порог русы переправляют свои моноксилы, также как на первом и втором пороге (34). Относительно же первого порога Константин пишет, что «причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их],…». И относительно второго: «И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде» (35). Из описания становится понятно, что высадив людей и оставив грузы в моноксилах, русы тянули эти корабли с грузами через пороги. Смысл слова βαρουφόρος вполне соответствует приведенному описанию.

Слово, несмотря на некоторое отступление от греческих норм, является вполне греческим. И Константин, и любой грек, должны были понимать его смысл, даже если оно слышалось им несколько отличающимся от нормы. Точно так же, как для нас не составит никакого труда понять смысл неправильно сконструированного композита, как, например, вместо «грузоподъемник» будет «грузаподъемник». Подтверждением этого является и то, что Константин привел это слово с греческими окончаниями. Поэтому никак нельзя согласиться с Сырцовой, что греческие интерпретаторы не поняли это слово. Кроме того, странно было бы, если бы греческий автор,  услышав слово, которое он считает иностранным, но произносимое как греческое, привел бы его и никак не прокомментировал. Скорее всего, Константин понимал его смысл и догадывался о том, что это греческое заимствование в славянский язык. Поэтому он и не давал никаких герменевтических толкований, а привел только значение славянского названия, которое было уже не понятно для грека.

Точно такая же ситуация наблюдается и с названием третьего порога «Геландри» Γελανδρί. Интересно, что Константин даже не назвал какое это название порога, «росское» или славянское, так как вполне мог заподозрить его греческую основу. Следующие греческие выражения очень близки слову, которое привел Константин:

Γελᾷ ἀνδρί– «смеется(насмехается) над человеком».

Γελῶ ἀνδρί – «смеюсь(насмехаюсь) над человеком».

Γελῶν ἀνδρί – «смеющийся(насмехающийся) над человеком».

Первое выражение читается как «Гела андри» и при определенном произнесении будет практически совпадать с произнесением слова Γελανδρί. Скорее всего, Константин понял смысл этого слова, но посчитал нужным передать его так, как передали ему информаторы и как оно звучит у россов.

Здесь можно рассмотреть и другой вариант, предложенный Еленой Сырцовой. Дело в том, что есть греческое прилагательное «эландрос» (ἕλανδρος) – «губящий человека», которое в древности произносилось как «геландрос» (36). Но это слово при склонении не имеет таких окончаний, как приведены у Константина. Соответственно, нужно предполагать довольно раннее славянское заимствование с соответствующими славянскими окончаниями, но такое слово в славянских языках не обнаруживается.

Название шестого порога «по-росски» «Леанти» Λεάντι также, скорее всего, связано со славянским заимствованием из греческого языка. Здесь, особо следует подчеркнуть, что в греческом тексте стоит слово «Леанти», так как в изданном переводе трактата «Об управлении империей» академик Г.Г. Литаврин в пылу подгонки под норманские трактовки этих названий слегка изменил это название и вместо «Леанти» передал его как «Леанди», и теперь это разошлось по другим работам на эту тему (37).

Это заимствование надежно письменно зафиксировано. Лентии или леонтии - «льняное полотно», или «полотенце» от λέντιον – «полоса льняной  ткани, полотенце». При этом слово уже зафиксировано со славянскими окончаниями. По-славянски название порога Βερούτηθ – кипение воды (βράσμα νεροῦ). Вполне возможно, что если на бурлящий поток в районе порога смотреть с высокого берега, белые буруны воды будут восприниматься как белая полоса, пересекающая русло реки.

Таким образом, мы видим, что некоторые «росские» названия оказываются славянскими словами и выражениями, а некоторые являются либо заимствованием, либо переводом на греческий язык славянских названий. Также в рамках обсуждения этой проблемы, становится понятным, почему Константин Багрянородный не приводит толкований «росских» порогов. Он видел, что часть «росских» названий являются греческими словами или их искажениями, которые не требовали перевода. При этом, по всей видимости, он считал нужным передать их так, как они звучали у славян. Остальные же «росские» названия порогов происходили из того же славянского языка, и он мог предполагать какое-то соответствие между этими названиями. Тем более, что он точно знал, что одно название порога полностью тождественно славянскому. Еще для одного, он мог знать о смысловом соответствии названий (Гайврон и Неясыть), хотя и путал, о какой птице идет речь. Поэтому он мог считать, что и для остальных названий есть какие-то соответствия.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, комментарии. Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1991. С.319-326.

2.Сырцова Е. Названия днепровских порогов «по-росски» в «De administrando imperio» Константина Багрянородного: особый случай перевода с греческого на греческий// Софія Київська: Візантія. Русь. Україна. Вип. ІV: збірка наукових праць присвячена 150 літтю з дня народження Єгора Кузьмича Рєдіна (1863–1908) / від. ред. д. іст. наук, проф. Ю. А. Мицик; упоряд. Д. С. Гордієнко, В. В. Корнієнко. – К., 2013.С.554-555.

3. Юргевич В.Н. О мнимых норманских именах в русской истории//Записки Одесского общества истории и древностей. Т.6. Одесса, 1867. С.48.

4. Джаксон Т. Н. AUSTR I GORDUM. Древнерусские топонимы в древнескандинавских источниках. М., 2001.

5. Гельмольд из Босау. Славянская хроника // Славянские хроники/ Перевод с лат. и комментарии И.В. Дьяконова. М., 2011. С.194.

6. Лукошков А.В. Истоки и закономерности развития древнерусского судостроения// Скандинавомания и ее небылицы о русской истории. М., 2015. С.385-387.; Роэсдаль Э. Мир викингов. Викинги дома и за рубежом. СПб., 2001.С.81.; Стальберг А. Проблемы культурного взыимодействия Руси и Скандинавии в VIII-IXвв.//Археологические вести. Вып. 3 СПб., 1994. С.192-200.

7. Брайчевский М. Ю. «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного. // Варяго-русский вопрос в историографии. М., 2010. С.568.

8. Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, комментарии. Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1991. С.44, 50.

9. Гуревич А. Я. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. М., 1967. С.126-143. 10. Тарасов В. В. «Росские» названия днепровских порогов и топонимика юго-восточной балтии//Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. 2010. Вып. 12. С.58-63.

11. Словарь русского языка XI –XVII вв. Вып.3, М., 1976. С.29.

12. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка// http://www.classes.ru/allrussian/russian-dictionary-Dal-term-3576.htm

13. Лебедев И. Г., Константинов В. М. ЗНАЧЕНИЕ И ЭТИМОЛОГИЯ НЕКОТОРЫХ РУССКИХ НАЗВАНИЙ ХИЩНЫХ ПТИЦ И СОВ ФАУНЫ РОССИИ// III конференция по хищным птицам Восточной Европы и Северной Азии: Материалы конференции 15-18 сентября 1998 г. Ставрополь: СГУ, 1999. Часть 2. C. 80-96.

14. Лебедев И. Г., Константинов В. М. Указ. Соч. С.86.

15. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т.3. М., 1987. С.774.

16. Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, комментарии. Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1991. С.48-49.

17. Повесть временных лет. СПб., 1996. С.19.

18. Повесть временных лет. СПб., 1996. С.19.

19. Повесть временных лет. СПб., 1996. С.23.

20. Повесть временных лет. СПб., 1996. С.25.

21. Константин Багрянородный. Указ.Соч. С.48-49.

22. Константин Багрянородный. Указ.Соч. С.327.

23. Liddell H. G., R. Scott. Greek-English Lexicon. Oxford, 1996. P.956.

24. Сырцова Е. Названия днепровских порогов «по-росски» в «De administrando imperio» Константина Багрянородного: особый случай перевода с греческого на греческий// Софія Київська: Візантія. Русь. Україна. Вип. ІV: збірка наукових праць присвячена 150 літтю з дня народження Єгора Кузьмича Рєдіна (1863–1908) / від. ред. д. іст. наук, проф. Ю. А. Мицик; упоряд. Д. С. Гордієнко, В. В. Корнієнко. – К., 2013.

25. Сырцова Е. Указ.Соч.С.556.

26. Аристотель. Метафизика. 990a15-20.

27. Аристотель. Метафизика. 1023a15-20.

28. Ксенофонт. Воспоминания о Сократе 2.7.1.

29. Полибий. История. 1.39.

30. Smyth H. W. Greek Grammar. New York, 1920. P.248.

31. Smyth H. W. Greek Grammar. New York, 1920. P.248.

32. Smyth H. W. Greek Grammar. New York, 1920. P.248.

33. Browning R. Medieval and Modern Greek. Cambridge. 1969. P.55.

34. Константин Багрянородный. Указ. Соч. С.48-49.

35. Константин Багрянородный. Указ. Соч. С.46-47.

36. Сырцова Е. Указ.Соч.С.558.

37. Константин Багрянородный. Указ. Соч. С.48-49.

Источник https://alex-oleyni.livejournal.com/63246.html.