Работы С.В. Шумило о начальных стадиях христианизации Руси полезны, как минимум, своей историографической обстоятельностью. Русь тех времен изображается по свидетельствам сохранившихся внешних и внутренних, византийских и славянских, европейских и русских документов. Легко увидеть главную идейную и идеологическую проблему, которая занимала умы не только ранней русской власти, но и окружающих друзей и недругов. Уже это позволяет какую-то объединенную точку зрения. Например, в обоснование легенды об аскольдовом крещении вполне стройно увязаны возможные события с крещением в Крыму (О «хазарской миссии» и фотиевом крещении Руси – https://pravoslavie.ru/93569.html#_ftnref12). Однако кроме историографической фактологии есть ведь ещё и интерпретации, с помощью которых восполняется историческая фактология. Документы документами, но их свидетельства – не факты сами по себе. Зато какая-то специальная увязка и толкование свидетельств как раз и является реконструкцией фактов, признаваемая за факт исключительно в силу своей логичности.

 Ключевой интерпретирующий пафос Шумило лично меня серьёзно озадачил, будучи слишком эмоциональным и далёким от логики. Вот как это выглядит в наиболее отчетливой форме из книги 2010 г. «Именно факт Крещения явился причиною убийства язычниками киевского князя Оскольда… Старейшие списки Несторовой летописи.., сообщая о походе князя Оскольда на Константинополь, в отличие от византийских источников, в угоду политическо-династическим интересам замалчивают факт крещения князя Оскольда, убиенного основателями династии Рюриковичей. Учиненный ими языческий переворот, убийство князя-христианина и узурпация власти могли бросить тень на легитимность престолонаследия династии Рюриковичей… При редактировании и переписывании летописей эти факты были сознательно опущены» (Князь Оскольд и христианизация Руси. Киев, 2010, с. 46 –https://www.academia.edu/32396749/Шумило_С_В_Князь_Оскольд_и_христианизация_Руси_Киев_Дух_и_литера_2010_120_с_ISBN_978_966_378_155_6?email_work_card=title).

Если кто-то не акцентировал своё внимание на летописях, поясню. По Шумило, Аскольд провёл более раннее крещение Руси. Сам факт крещения якобы оказался неугодным варягам-находникам на Русь из Рюриковских родов. Поэтому его и убили.

На деле историографическая фактология не столь однозначна. Е.В. Пчёлов: «Византийские источники действительно сообщают о крещении какой-то части руси после неудачного похода на Константинополь 860 года. Однако, поскольку сам этот поход искусственно связан в летописи с именами Аскольда и Дира, нет никаких оснований полагать, что крестившуюся тогда русь возглавляли именно они» (Олег Вещий. М., 2018 – https://www.rulit.me/books/oleg-veshchij-velikij-viking-rusi-read-611530-22.html.

Тем не менее летописная логика и впрямь удивительна. Напомню, что Аскольд (Осколд, Скалд, Сколат) и Дир (Дирд, Олдир) в летописях заявлены и «бояринами» Рюрика, и его «родами»-родичами (в ПВЛ двойное употребление: в значении род-племя и в значении роды-родаки-родственники). Но вдруг, действуя по воле Рюрика и отойдя в Царьград, а попутно в Киев, они так начудили, что прямые наследники Рюрика (Олег и Игорь) вынуждены были, позже придя в Киев, учинить расправу над родичами «не княжеского рода» и навести свои ритуальные порядки.

Алогичность сюжета легко объясняется, однако, не «замалчиванием» и религиозно-политическими мотивами или другими аллюзиями Шумило, а тем, что в целом летописи являются собранием легендарных событий, т.е. не фактов, а таким преображением фактов, документов, преданий, слухов, которое сродни мифу, сказке, фэнтэзи. Относиться к ним всерьез, как к юридическому документу или медицинскому анализу нельзя. Не следует читать историографические памятники будто это газеты нашего времени, точнее, – того недавнего, когда пропечатанное в газете «Правда» было настолько авторитетным, что и равнялось подлинной реальности. Нужно, обязательно соотнеся все источники, заметить преломление, отделить фантазии от реалий, осознать поэтический принцип легендарного построения  и реконструировать факты.

Верный подход, если говорить о сути, а не о каких-то авторских разночтениях, неоднократно применялся в историографии, по крайней мере с А.А. Шахматова. Например, см. у И.Я. Фроянова реальный культурно-политический контекст времени составления летописей по реальным этапам создания сводов и как возможное историческое событие, извлекаемое из сюжета: «Сказание о призвании варягов предстает перед нами и в идейном и в конкретно-историческом плане как сложное и многослойное произведение, создававшееся и обрабатывавшееся на протяжении довольно длительного времени, заключающее в себе отголоски различных эпох восточнославянской и древнерусской истории» (Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов. Вопросы истории. 1991, № 6, с. 3-15 – http://www.russiancity.ru/fbooks/f4.htm). По Фроянову, стыком в одном тексте разновременных идейных и исторических концептов и онтологий органично объясняются и «христианская» этика составителей летописей, и «языческая» смена власти силовым поединком князей, обычная для древней практики и легенд, и призвание князя с дружиной как военной помощи или для «наряда» общих работ организации и управления, и духовное первоматеринство Киева (идеология «вечевого избрания»), и практическое первородство Новгорода (кровно-родственная древность как лучшее право на власть).

Слова «христианский» и языческий» не случайно взяты в кавычки. Это накапливающиеся, более поздние коннотации и оценки, которые постепенно брали верх в сознании летописцев, постепенно превращающихся в историографов. Шумило уже снимает кавычки и понимает привнесенные позже поэтические коннотации прямым текстом. Т.е. приписывает современную оценочную систему и онтологию древнему историческому моменту.

 

В сравнении с Фрояновым Шумило относится к летописям, мягко говоря, не критично и смешивает технические конструктивные элементы, т.е. поэтику летописей, со статистикой сведений, историческими фактами, конструкциями самой реальности. Кроме византийских, европейских и арабских источников, он ссылается более всего на позднее русское летописание, прежде всего, Никоновскую и Иоакимовскую летописи. Очевидно, Шумило полагает, что полная сумма историографических свидетельств и усредненный аллюзивный вывод из данных является истинным положением дел в прошлом. Но в поэтике самое главное – не смешать, а различить, отделить слои друг от друга и собрать в целое по отдельности и поэтической конструкции. Лишь так можно будет восстановить реальные факты исторического момента призвания и разборок варягов, факты момента составления сказания и факты последующего дополнения и модификации сказания.

Самое первое, что можно сделать на старте такой работы, – просто соотнести данные летописей по мере их исторического возникновения и разрастания. Для краткости и контраста различения сравню только две русские летописные версии событий, связанных с Аскольдом, – сообщения Ипатьевской, самой полной из старших списков (список 15 в., в основе которого свод 12 в.), и Никоновской (16 в.) летописей.

 

Ипатьевская

6370 (862). И изгнаша варягы за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собѣ володѣти. И не бѣ в нихъ правды, и въста родъ на род, и быша усобицѣ в них, и воевати сами на ся почаша. И ркоша: «Поищемъ сами в собѣ князя, иже бы володѣлъ нами и рядилъ по ряду, по праву». Идоша за море к варягом, к руси. Сице бо звахуть ты варягы русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же урмани, аньгляне, инѣи и готе, тако и си. Ркоша русь, чюдь, словенѣ, кривичи и вся: «Земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нѣтъ. Да поидете княжить и володѣть нами». И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собѣ всю русь…

И тѣми всѣми обладаше Рюрикъ. И бяста у него два мужа, не племени его, но боярина, и та испросистася къ Цесарюграду с родом своимъ. И поидоста по Дънепру, идуче мимо и узрѣста на горѣ городокъ. И въспрошаста, ркуще: «Чий се городъ?» Они же ркоша: «Была суть три братья — Кий, Щекъ, Хоривъ, иже сдѣлаша городъ сий, и изъгыбоша, а мы сѣдимъ род ихъ, и платимы дань козаром». Асколдъ же и Диръ остаста в городе семъ, и многы варягы съвокуписта и начаста владѣти польскою землею, Рюрику же княжящу в Новѣгородѣ…

В лѣто 6374. Иде Асколдъ и Диръ на Грѣкы…  и безъбожных руси корабля смяте, и къ берегу привѣрже, и изби я, яко малу ихъ от таковыя бѣды избыти и въсвояси възвратишася…

В лѣто 6390. Поиде Олгъ, поемъ вои свои многы: варягы, чюдь, словѣны, мѣрю, весь, кривичи. И прия городъ Смольнескъ и посади в нем мужь свой. Оттуда поиде внизъ и, пришедъ, взя Любечь, и посади мужь свой. И придоста къ горамъ киевьскымъ, и увидѣ Олгъ, яко Осколдъ и Диръ княжита, и похорони вои въ лодьях, а другыя назади остави, а самъ приде, нося Игоря молода. И приступль под Угорьское, похоронивъ вои свои, и посла къ Асколду и Диру, глаголя, яко «Гостье есмы, идемъ въ Грѣкы от Олга и от Игоря княжича. Да придета к роду своему, к нам». Асколдъ же и Диръ придоста, и выскакаша вси из лодѣй, и рече Олгъ къ Асколъдови и Дирови: «Вы нѣста князя, ни роду княжя, но азъ есмь роду княжа», и вынесоша Игоря: «Сь сынъ Рюриковъ». И убиша Асколъда и Дира…

 

Никоновская

О пришествии Руси на Царьградъ. Иногда прiидоша изъ Кiева рускiи князи Осколдъ и Диръ на Царьградъ, въ царство Михаила царя и матери его… и лодiа безбожныхъ Руси къ берегу приверже, и вси избiени быша…

Въ лѣто 6367. Въсташа Словене, рекше Новгородци, и Меря, и Кривичи на Варяги, и изгнаша ихъ за море, и не даша имъ дани, начаша сами себѣ владѣти и городы ставити; и не бѣ в нихъ правды, и возста родъ на родъ, и рати, и плененiа, и кровопролитiа безпрестании. И по семъ събравъшеся рѣша къ себѣ: «поищемъ межь себе, да кто бы въ насъ князь былъ и владѣлъ нами; поищемъ и уставимъ таковаго или отъ насъ, или отъ Казаръ, или отъ Полянъ, или отъ Дунайчевъ, или отъ Варягь»…

Въ лѣто 6369. При Михаилѣ и Василiи царема и при Фотiи патpiapcѢ прiидоша Словене, рекше Новогородци, и Меря, и Кривичи, Варегомъ рѣша: «земля наша велика и обилна; поидите владѣти нами». Они же бояхуся звѣринаго ихъ обычаа и нрава, и едва избрашася три браты. 
Въ лѣто 6370. О князѣхъ русскихъ: О Рюрикѣ, и Синеусѣ и Тривори. Поидоша изъ Нѣмець три браты со всѣмъ родомъ своимъ…

Въ лѢто 6372. Убiенъ бысть отъ Болгаръ Осколдовъ сынъ. Того же лѢта оскорбишася Новгородци, глаголюще: «яко быти намъ рабомъ, и много зла всячески пострадати отъ Рюрика и отъ рода его». Того же лѢта уби Рюрикъ Вадима Храбраго.

Въ лѢто 6374. Иде Асколдъ и Диръ на Греки… и разби множество кораблей, и потопи безбожную Русь.

Въ лѢто 6375. Възвратишася Асколдъ и Диръ отъ Царяграда въ малѢ дружинѢ, и бысть въ KieвЪ плачь велiй. Того же лѢта бысть въ KieвѢ гладъ велiй. Того же лѢта избиша множество ПеченѢгъ Осколдъ и Диръ. Того же лѢта избѢжаша отъ Рюрика изъ Новагорода въ Kieвъ много Новогородцкыхъ мужей.

О князе Рустемъ Осколдѣ… и вси крестишася…

Въ лѢто 6389. Олгово княженiе… Игорь же и Олегъ творящася мимоидуща, потаистася в лодiахъ, и нѣкимъ дружине своей повелѣ изыти на брегъ, сказавъ им дѣла тайная, а сам творяшеся болѣзнуа, и ляже в лодiи. И посла ко Асколду и Диру, глаголя: "гость есмь подугорский, и иду в греки от Олга князя и от Игоря княжича, и нынѣ в болѣзни есмь, и имамъ много великаго и драгаго бисера и всякого узорочiа; еще же имамъ и усты ко устомъ рѣчи глагол ати ваша к вамъ, да без коснѣниiа приидите к намъ". Пришедшим же имъ скоро в малѣ зѣло дружинѣ, и в лодiю влѣзшимъ видѣти болнаго гостя, и рече имъ: "аз есмь Олегъ князь, а се есть сын Рюриковъ Игорь княжичь". И въ той часъ убиша Асколда и Дира.

 

Шумило считает, что Никоновская донесла древнейшие сведения, которые были опущены составителями старших версий русской летописи. На основе чего считает? На основе того, что Никоновская летопись повторяет и подтверждает более ранние сведения хотя бы византийских источников 9 в. (патриарха Фотия, Георгия Амартола и др.).

Но разве цитата из древнего текста подтверждает древность цитирующего? Необходимо разобрать органику произведений самих по себе.

Даже по внешней организации текстов видно, что Никоновская летопись – не столько летописание, погодовые записи, сообщения по годам, сколько хронологическая типология главных исторических событий. Это хорошо видно особенно в начале. Всё выглядит собранием небольших озаглавленных тематических повестей («Начало о граде Киеве», «О варягах», в приведенном фрагменте – «О пришествии Руси на Царьградъ», «О князѣхъ русскихъ» и т.п.), периодически сопряженных с датами, в которых развивается сюжет темы. Именно поэтому сюжет подаётся не за раз, а прерывно растягивается, по мере уместности тематических картин. А в целом летопись является, по Е.В. Пчёлову, «механической компиляцией» и «как бы расцвечивает разными красками «скучное» летописное повествование» (Рюрик. М., 2010 – https://kzref.org/evgenij-pchelov-ryurik.html?page=4).

В продолжение древнего летописного принципа это, конечно, не типология только внутрирусских событий, но и мировых. Однако бросается в глаза, что русский мир безраздельно рассматривается частью византийского мира. Череда русских событий идёт в череде византийских и привязывается не только к году происшествия, но прежде всего к более важному происшествию того же года византийских хроник: «Въ лѣто 6369. При Михаилѣ и Василiи царема и при Фотiи патpiapcѢ прiидоша Словене, рекше Новогородци, и Меря, и Кривичи, Варегомъ рѣша». Это означает, что русская летопись не столько цитирует византийские сведения, сколько переписывает, перекладывает византийские источники, дополняя их тем из русского, что соответствует им как положительный или как негативный опыт. Но так переносится и навязывается хоть и древний, но посторонний, искажающий взгляд на русские события. В данном примере (как, впрочем, и в других) искажение многоэтажное: привязка к византийской хронике ошибочна по датам и персонам (детали см. там же у Пчёлова).

Более ранние летописи как-то фильтровали внешнее искажение. Заимствовали прежде всего даты, если были уверены, что они соответствуют внутренним русским событиям. Это значит, что соотносили и анализировали факты разных источников, идя от того, что казалось более реальным – от местного, близкого, своего.

Очевидно, что первые летописцы лучше знали внутренние, нежели внешние источники. А вместе с тем лучше (спустя 200-300 лет, чем спустя 700-800) помнили местные предания, хоть устные, хоть письменные. При этом первые летописцы имели меньше опыта, времени и умственной воли (логической, идеологической, политической, государственной – в силу отсутствия развитой системы образования, власти, государства), чтобы охватить и сопоставить все сведения, осмыслить, увязать и преодолеть противоречия. Они зафиксировали древние сведения в их первичном, более подлинном виде. Зато поздние летописцы во всем уже имели колоссальный опыт предшественников, установленные пристрастия и политический заказ уже монолитной государственной воли.

Это хорошо проявляется в том, как изложены сюжеты.

Из призвания варягов удалена самая суть. Проблема первичного «без-правия» и «безнарядности», разрушительного самоуправства, сведена, хоть и удавалось «городы ставити», до невразумительной вражды «без правды», без идейного согласия. Реальный русский выбор форм «самоволодения» (данниками варягам и хазарам, «сами в себе», нарядом варягов) заменен сказочным выбором между тремя поместными князьями. «Варяги руси» заменены «варягами немцами», которые (вопреки их страху и охоте) призваны всего лишь на «старейшинство», т.е. управляющими общества.

Национальный и политический статус первых действующих князей смещён, но не доведен до полной ясности. Рюриковичи – варяги-немцы, от которых «Русь прозывается». Аскольд и Дир – хоть и из «нарицаемых русей» (видимо, принявших имя от варягов), но сами по себе и даже конкурируют по религиозным и политическим поводам с Рюриковичами. Роли и отношения князей в этой конкуренции совсем другие. Аскольд и Дир осваивают мир, внимая его реакциям, вдумываясь в знамения и принимая внешний (христианский) опыт. Рюриковичи – покоряют страну, постепенно везде насаждая своих мужей и железную волю. Разность ролей порождает ситуационный и прямой, несомненно, мифопоэтический, сказочный конфликт (поскольку в реальности такого прямого, идеологически акцентированного междоусобия русских князей в то время не было). Его акценты чётко обозначены в одном хронологическом моменте: «Въ лѢто 6372. Убiенъ бысть отъ Болгаръ Осколдовъ сынъ. Того же лѢта оскорбишася Новгородци, …уби Рюрикъ Вадима Храбраго». Аскольд являет образец христианского страдания, мудрости и терпения, Рюрик – языческой нетерпимости и агрессии. Не случайно, новгородские мужи бегут от него к Аскольду.

 Наконец, совершенно другие мотивирующие детали. При убийстве Аскольда поводы обытовлены, сведены до сказочной прихоти и коварства: Олег прикинулся больным, а ключевое заявление: я и Игорь – князи, – подано как простая фраза ознакомления, ритуальная, ничего не объясняющая.

И самое главное – иной духовный статус. Аскольд – подлинно русский византиец (русский – в позднем смысле, устоявшемся для составителей времени Ивана Грозного), провозвестник православия. Рюриковичи – фантастические узурпаторы, но фактические реализаторы европейского Рима. Вот Олег и кончает сказочно, от своего троянского коня.

По всем поэтическим элементам Никоновской летописи, в которых последовательно выдержаны сказочные мотивы, понятно, что она является не историческим сочинением, обработкой памятных фактических данных, а мифопоэтической фантазией, интерпретирующим домыслом, попыткой непротиворечивой увязки устоявшихся данных и восполнением пробелов с помощью установочно оправданных фантазий, дающих гладкость сюжету. Очевидно основания для оправдания и мотивы навеяны современной для составителей ситуацией., когда происходило закрепление идеологии третьего Рима, уточнение статуса и формы христианства, а также обретение зрелой формы власти и государства. Думается, что даже события Новгородского погрома 1570 г. послужили поводом для сюжетного хода с бунтом новгородцев, смертью Вадима и бегством новгородских мужей.

Нет сомнения, что структурно-поэтические особенности Никоновской летописи стали шаблоном историографического сочинения, собирающего известия о прошлом,  восполняющего кажущиеся неувязки установочными мотивациями и прямыми выдумками. Работа Шумило, опирающаяся на фактологию и структуру Никоновской летописи, сознательно перенимает принцип мифопоэтической историографии.

Но на самом деле этот принцип доминирует у всех историков. И, пожалуй, бессознательные натяжки и фантазии и подтасовки, намного хуже, т.к. всегда не так откровенны и не очевидны для внешнего взгляда, кажутся более правдоподобными и нейтральными. Есть ощущение, что Шумило действует по современному украинскому политзаказу. Догадку подтверждает и предисловие иеромонаха Саввы с более решительной версией «альтернативного православия» (термин Пчёлова). Но это всё равно честнее. Такое позиционирование уже не претендует на науку, а в конце концов честно объявляет себя идеологией. Как это и было в советские годы, проявляясь в различных академических версиях истории (скандинавской, норманской, сарматской, югоцентрической ит.п.).

Что же можно и нужно противопоставить этому?

Если суммировать поэтику этих же событий в старших летописях, то можно заметить не заполнение лакун интерпретации сказками, а реальные и не решённые проблемы, стоявшие перед составителями.

Не определён понятийный статус варягов в сравнении со статусом других народов (этническое ли это, политическое, социальное или даже профессиональное образование).  

Необъяснимо, почему варяги руси за морем, а русь (вместе со своими местными соседями) приглашает их «прийти и володеть». Разве что и за морем те, отойдя на время из родных мест, работали по какому-то профессиональному «наряду». Это значит, что они профессиональные организаторы и проводники общих работ, объединяющих какую-то территорию.

Не прояснены отношения в команде варягов, отчего и алогичны их претензии и разборки. Либо Аскольд и Дир, кем бы они ни были, – родичи и соратники призванных варягов, исполняющие условленный наряд. Тогда наказаны и убиты они могли быть только за крайнее нарушение исходных условий (за попытку самоуправства и самостийности вокруг Киева, пусть даже это и попытка смены веры, без согласования с Рюриковичами). Либо они не варяги, и их не было. Точнее были какие-то силы в Киеве, осколты-расколты и дури, которые сопротивлялись северному собиранию русских земель, пытаясь провести южное собирание же. но на каких-то усекающих принципах).

В целом перволетописцы не помнили и не знали всё это точно, но имели какие-то достоверные, по их понятию, письменные и устные предания, заставляющие сохранять противоречия, недоговорённости, неясности.

Зато последующие летописцы, уже не зная первоисточников, работали гораздо смелее и «логичнее».

 

Классическое русское летописание продолжалось не менее семи веков. Очевидно, что поздние летописи составлялись с учётом предыдущих. Как минимум, каждые новые составители пытались быть более связными и последовательными. Если первоначально просто собирали предания, ближайшие устные и письменные факты до кучи, то потом обязательно учиняли сверку преданий с более достоверными фактами, дошедшими от далеких, иностранных книг и свидетелей.

Обязательно нужно преодолеть все недоразумения, устранить противоречия. Но не так, как это делают подавляющее большинство историков, чтобы просто приискать другие историографические факты, чтобы по аллюзии подтянуть их к исходным, восполнить-додумать поэтически и выдумать-сконструировать новый миф исторических событий. Нужно смоделировать по словесно-языковым и логико-значимостным отзвукам возможные утраченные источники. В направлении подобное пытался делать Шахматов. Но он действовал слишком механически. Путем соотнесения совпадений и разночтений в различных списках ПВЛ, реконструировал прототекст. По факту, работа реконструкции гораздо сложнее. Поскольку тексты нужно восстанавливать одновременно с восстановлением языков и реальных событий.

Применительно к упомянутому эпизоду нужно разобраться последовательно, кто такие варяги, рюрик, ольг, аскольд, дир в предметно-логическом, морфемно-этимологическом и лексико-семантическом планах. Массовые подходы, произвольно, методом тыка возводящие слова к тем или иным онимам, апеллятивам, тем более заимствованиям, наивны и ошибочны. Более продуктивен системный анализ всей парадигмы сопричастных слов и понятий. На этом пути можно обнаружить и сравнить значимостные системы каждого задействованного языка и заметить подлинную логику исторического происхождения слов в контексте реальных исторических дел, в которых участвовали реальные, хоть и безымянные творцы истории и языка.

 Мои опыты разбора этих тонкостей, с одной стороны, опираются на нетрадиционные чтения историографических источников, на самом деле – более точные, учитывающие языковые ситуации в каждом языке и на их стыке. С другой – на подлинные чтения источников, считающихся ложными. На первые я с охотой даю ссылки (например, «Гидроним Волга как упаковка реальной и языковой истории» – https://inform-ag.ru/publications/19/). Но непрерывно сталкиваюсь с тем, что историки просто не воспринимают «неконсенсусные» чтения, тем более – технику чтения. О втором – об анализе общепринятых техник чтения и разработке подлинной – вовсе стараюсь не упоминать (например, «Зашифрованная история. Направления научного подхода к реконструкции истории и языков с помощью Влескниги» – https://inform-ag.ru/publications/14/). Т.к. нет никаких шансов призывом к опыту классической науки образовать филологов, уже 200 лет теряющих научное сознание исключительно из-за прагматического консенсусного удобства и практической клановой корысти.

---