Рентный ценз

(О неустраняемом препятствии к общему делу разговора)

15 февраля 2019 г. 10:56

Весь последний месяц я намеренно вызывал на разговор прежде всего стихотворцев и ответственных лиц, потому что точно предвидел их реакцию и хотел на их примере показать, что несмотря на все мои ухищрения они не пойдут на разговор.  Они сконцентрированы только на себе, говорят свои задушевные и официальные речи безотчетно и безответственно (язык говорит за них!), и почти полностью лишены главного поэтического начала – отзывчивости к реально происходящим событиям. Исключения уже на виду, а некоторые особенные реакции я уже сообщал. Вот почему с ними не только нельзя сделать никакого дела, но они просто не способны к разговору.

Но гораздо хуже неспособности к разговору заведомое недопущение разговора. А это прямое и главное свойство как раз ответственных лиц. Поскольку никакого общего дела нельзя сделать без привлечения ответлиц и обсуждения дела с ними, то нужно понять, как все-таки вызвать их на разговор.

Точнее, главная проблема – допуск не любого, а равноправного разговора. Сейчас он достигается только рентным цензом. Сначала два слова о том, что это такое.

Суть в том, что любое дело не случается само собой, по щучьему велению. Обязательно нужен привод дела – деятель, телом, руками, умом которого дело делается. И чем более дело общее, тем больший привод нужен, чтобы задействовать целую массу деятелей. По естественным и понятным условиям существования деятелей, самым общим приводом их деятельности является мать-природа, несущая, порождающая, кормящая. Именно ею создаются все основные реальные ценности, которые с точки зрения их полезности и усваиваются (развиваются, перерабатываются, распределяются, осмысляются) людьми как естественная рента, самоприрост полезных продуктов.  В современных хозяйственно-экономических обстоятельствах ни у кого нет прямого полноценного доступа к природе. Также и природная рента практически уже нигде и никем не добывается и не потребляется в натуральной форме (робинзоны давно неконкурентны, даже личный огород зависит от получаемых извне орудий, семян, воды, земли, воздуха и т.п.).

В настоящий момент во всем мире в каждой зоне проживания есть только один посредник контроля за приводом ренты – местные государства. А в России это максимально наглядно в силу абсолютной деградации, даже количественной минимизации хозяйственно-экономических обстоятельств. Вместо системы многочисленных производств у нас осталось только искусственное моделирование рентных (добывающих) отраслей и стратегически обеспечивающих их подразделений (ВПК, медиа, администрирование и финансы). Почему и как это делается, пока не важно.

Главное то, что доступ к ресурсам и ренте стал главным инструментом манипулирования. Пока государство не даст разрешение на пользование ресурсом, он остается бросовым, бесхозным, не является ценностью и не разрабатывается. Любые попытки самодеятельной несанкционированной разработки сдерживаются, пресекаются и преследуются. Разрешение на пользование тем или иным ресурсом дается только при условии контроля государства над приходом ренты. Это производственный рентный ценз, обеспечивающий доходы государства. Чем больше рентная доля конкретного производства в доходах государства, тем исключительнее права этого производства среди всех других производств. Исключительных все знают хорошо, поэтому не буду приводить примеры. (Понятно, я сообщил только общую схему. Детально всю эту ресурсно-рентную систему исследует С.Г. Кордонский, обнаруживая не только парадную, но и никому толком не известную теневую её часть, порождающую громадную теневую экономику и сословный строй общества.)

С другой стороны, доходы перераспределяются по стратегическим целям, отчасти возвращаются на места. Доля распределённой ренты, получаемая тем или иным субъектом, и является фактическим разрешением на разработку того или иного ресурса – административным рентным цензом. Чем больше доля ренты, получаемая субъектом в сравнении со всеми другими субъектами этой сферы, тем больше административный статус предпочитаемого субъекта, тем больше у него монопольных прав на нормирование всей сферы. Он становится фактическим регулятором и цензором этой сферы. Не составляет труда заметить главных рентных администраторов всей страны в целом (в порядке понижения статуса): Президент, Центробанк, Правительство, ВПК, Телевидение (1 и 2 каналы). Все они абсолютные и безальтернативные монополисты в своих сферах уже пару десятилетий, имеющие исключительные права не только на потребление ренты, но и на ее распределение. Именно поэтому никакой равноправный разговор с ними не только не возможен, но и не предусмотрен. Вся видимость разных разговоров и разногласий внутри них, – это так или иначе организованные шоу в целях более убедительного навязывания норм. Тут нет никакой цензуры, тут гораздо хуже, – простая ролевая постановка, служащая эталоном, образцом цензового допуска интерпретированного содержания, конечно, своего личного и кланового содержания. Структура эталона всегда одна и та же: поощрять своё (в том числе финансированием), журить чужое (только в умеренных речах), игнорировать иное (не только в речах и в делах, но и в мыслях). По этим ролям допускается только частное содержание (оценки и ценности), а вместе с иным отторгается (не интерпретируется, не принимается) неизвестное и общее состояние реальности (явления и вещи). Таким образом, неизвестная общая жизнь под видом маргинального иного превращается не в содержание, а сдерживаемую реальность, которую никто на уровне главных администраторов не знает и не хочет знать. Нет ни желания, ни критериев отделять маргинальное от общего.

Какая-то реальная жизнь, реальные разговоры и разногласия, возможны только ниже, на уровне средних и мелких получателей ренты. Сейчас речь пойдет только о медийной сфере. И в ней обретаемый, получаемый, назначаемый рентный ценз тоже выполняет решающую роль по допуску нужного содержания и сдерживания неугодного. Однако совсем по-другому.

Самые успешные медиа (каналы, газеты, журналы, блоги), которые уже прошли или всегда проходят рентный ценз, конечно, являются копиями, клонами монопольных админных ресурсов (наглядно: любой другой телеканал). При этом они показывают «свое» или «чужое» только в согласии со своими убеждениями или ориентацией. Они не зависят жёстко от убеждений и ориентации источника финансирования. Кто кормит, тот, конечно, заказывает. Но совсем не обязательно через прямые инструкции. Границы врат, допуски допустимого, всегда очень широки, между своим и чужим – множество вариантов. Основных преломляющих форм три.

Чем больше медийные ответлица повязаны рентным цензом, чем больше зависимы от хозяйского кормления, чем больше практически заинтересованы в нём, тем тоньше они будут чувствовать малейшие настроения заказчика. Поэтому на такие должности попадают только очень тонкие и умные люди или близкие родственники рентодателя. Так что дело тут часто совсем не в суммах содержания, а в самых разных житейских и психологических зависимостях. Эта категория ответлиц уже навсегда заинтересована другим, поступающим сверху содержанием, поступающим вместе с рентным цензом. Никакое другое содержание, хоть мыслительное, хоть денежное, не может вытеснить уже имеющееся. Вот почему эта категория не допускает разговора даже с равными себе, тем более с нижестоящими. Они могут только вещать или поддерживать верховое вещание.

Когда ответлицо не проходит рентного ценза и не хочет его проходить, это означает, коротко говоря, что оно вообще ничем не интересуется и разговор с ним просто бесполезен. За такой отвязанной маргиналией, скорее всего, стоит какой-то неизвестный теневой интерес, конечно, частный. Но общее тоже не проходит сквозь сито рентного ценза. Хотя, в отличие от маргинального, оно всегда пытается пробиться другим путём. Так и можно получить хотя бы внешний критерий обнаружения общего содержания.

Остаётся ещё одна группа. Когда есть относительная свобода от рентного ценза (как правило, при множественности равнозначных источников финансирования), то раскрепощенность ответлица гораздо выше. Разговор с равным (по праву рентополучения) уже не блокируется по установке, а вполне допускается. Особенно, если ответлицо знает точно, что и другой прошел государственный рентный ценз, как и он сам. Если собеседник не таков, то все иначе. Ответлицо на то и лицо, что понимает ответственность перед рентным цензом. Оно знает и применяет эталон ценза, интерпретируя услышанное как содержание, тут же подводит его к одной из категорий. Свое и чужое может быть принято, а иное обязательно будет задержано, блокировано. Так рентный ценз порождает автоматическую цензуру, от официальной до самоцензуры.

Раньше цензура состояла из трех компонент: государственный цензурный комитет, административная поместная цензура, ответственная самоцензура любого лица. В советские годы все вместе работало исправно, согласованно и за одно — в целях одного выгодополучателя (государства) с приобретением личного бонуса за исполнение цензуры (карьеры, мзды и любой другой, даже криминальной выгоды, вроде стукача Могарыча).  Сейчас цензура внешне раздроблена, цензурный комитет как бы упразднен, все администраторы и ответлица стали цензурировать вкривь и вкось (но самое ужасное, что ответлицом стал каждый оценщик), по прихоти своего понимания и чуйки реальной выгоды, денежного ресурса. Но все равно все ресурсы у нас рентные, т. е. зависят от  решения верховных администраторов (де-факто глав государства, правительства, центробанка). Поэтому цензура де-факто, хоть и не прямолинейно, как в советские годы, направлена на поддержание только интересов всего цензурующего класса — администраторов и ответлиц как единого целого, как большой мафиозной семьи.

Итак, при наличии рентного ценза в обществе разговор в принципе возможен только в цензовых рамках, только о том, что допущено, разрешено для рентной системы. Это инстинкт самосохранения системы. Вот почему тут не срабатывают призывы, обсуждения, размышления и ум. Инстинкт ценза всё это блокирует. Система может только физически износиться и рассыпаться в прах. Не случайно, мы десятилетиями наблюдаем одних и тех же медиа-деятелей, часто уже дошедших до края одряхления. Но когда система рассыплется, то в лучшем случае её место займет какая-то внешняя система (так, после краха советской системы ее место заняла колониально-американская). Или же и наступит полное одичание.

Вот почему, если мы хотим оставаться русскими людьми на своей земле, мы должны придумать в этих тупиковых обстоятельствах способ ведения общего разговора для создания внецензовой системы.

Никакого общего разговора не будет, если не будет единого места для равноправного выставления реплик в общий разговор. Равное право может появиться только при одинаковом практическом положении участников, при равном административном статусе, при одном допуске рентного ценза. Этот информаг устроен как такое место. 1. Каждый сам имеет полное право выставлять продуманную публикацию в тему. Форма журнала предполагает гласное целевое прояснение связи этих публикаций, а личная связь авторов – теневое выяснение любых связей и смыслов. 2. Каждый имеет равноправный допуск к этому, своим добровольным взносом обеспечивая не государственное, а общественное финансирование общего разговора. Так каждый принимает сам на себя государствообразующую функцию рентодателя. Сдерживающий иное рентный ценз превращается в цензовую ренту, поощряющую общее (не иное!) содержание.

В этой структуре единственным сомнительным звеном остаюсь только я. Где гарантия, что я не присвою эту ренту и буду тратить её только на развитие общего содержания? Гарантия та, что у меня уже давно нет никаких практических интересов, кроме общих, на что я постоянно трачу свои личные доходы, а содержание моих теоретических работ с самого начала было максимально общим. Во всём этом легко убедиться, если разрешить себе небольшой труд и прочитать уже выставленные здесь в широкий доступ совсем не большие публикации. К тому же я просто мечтаю не быть исключительным звеном отбора и поощрения общего содержания. Для чего остро необходимы варианты журнальных Четий и общий договор о распределении гонорарного фонда. Чтобы это проверить, нужно лишь разговаривать и договариваться.

Если искать внешние гарантии (указ президента, выбор народа, личная симпатия), то, разумеется, их никогда не будет. Тут нужно, чтобы кто-то подтвердил рентный ценз, т.е. внес ренту, чтобы я имел право собирать ренту. Замкнутый круг. Так, у меня есть с десяток знакомых авторов, которые хотели бы участвовать на сайте, но опасаются и ждут-пождут, когда это одобрят другие своим участием. А несколько местных ответжурналистов, предварительно откликнувшись с радостью, тут же впали в ступор и задумались на века от одной моей просьбы сделать (в любой удобной для себя форме) косвенное публичное сообщение о сайте.

Разорвать этот круг страха перед рентным цензом можно только пониманием, личным мыслительным усилием каждого. Для чего нужно только читать и думать. Читать не одно, а многое. Заняться бескорыстным чтением этих, пока ещё никем не отцензурированных четий. А тут препятствие только одно. Чтобы читать, нужно уметь читать. Уметь не просто складывать буквы в слова, как Петрушка, а быть настолько образованным, чтобы понимать суть. Но и этого мало. Нужно еще так любить читать, чтить чтение настолько, чтобы заставить себя образовываться сверх своего, уже имеющегося образования.

Итак, если не прочитаете, то ничего не поймёте. Не прочитаете и не поймете – то и никак не отреагируете. А раз не реагируете, не понимаете и не читаете, то вы просто не занимаетесь всерьёз той работой, место которой формально занимаете. Таким образом и сработает простой тест на профпригодность ответлица. Мне абсолютно всё равно, как поступит каждое ответлицо. Но я в любом случае получу статистический ответ простым количеством реакций / нереакций. А это уже определит мои личные действия и ясно покажет всем, есть ли у нас своё общее будущее.