О социологических соображениях А. Школьникова, наглядно и точно показывающих «модель изменения социально-экономического курса и верховной власти страны» (В поисках субъекта «левого поворота». Стратегический сценарий смены власти – http://inform-ag.ru/publications/149/), я уже писал, но с явным намерением перевести разговор от теоретизирования, пусть даже от умного, к практической реализации (Как делать? О создании субъекта общественного действия – http://inform-ag.ru/publications/153/). Решение мне виделось в том, чтобы точную объяснительную схему Школьникова сделать костяком, структурой социального конструирования: «Схема, нарисованная А.Ш., должна быть воплощена как реальный алгоритм организации гражданского общества». Надеясь, что это не только мое углубляющее, но и его направление мысли, я попытался с А. Школьниковым обсудить тему, предполагая, что от обсуждения можно будет перейти и к делу по образованию общественного субъекта, настоящего, живого,  стратегически мыслящего на современном этапе (при этом ещё вовсе не касаясь содержания стратегии). Недаром же А.Ш. зовётся на ИА «Аврора» Геостратегом? Или даром? Вопреки моему ожиданию обсуждение было им отвергнуто с заявлением, что мысли мои «неинтересны и банальны».  Т.е. не просто понять, как это сделал сам А.Ш., а оживить структуру, образовать субъекта (т.е. создать, организовать, воспитать, научить,  просветить и т.п.)  – это банально? А для этого, как я писал, «прежде всего нужно сделать структуру образования субъекта» – это не интересно? Что-то, мне кажется, А.Ш. не воспринял. Неужели даже не прочитал мою заметку?

Что ж в таком случае, по А.Ш., не банально в планировании социального движения, а именно, говоря технологически, – в строительстве образовательной системы, способствующей стратегическому развитию? Может, А.Ш. мыслит такое небанальное содержание лучшей и известной ему стратегии, что оно само чудесным образом, без нашего личного и общественного участия сделает нам красиво? Надеясь на какие-то нетривиальные решения, я обратился к статье Школьникова «Очерк о стратегии России: скрытое Основание / Академия» (http://inform-ag.ru/publications/152/), где он чётко формулирует задачу: «Для будущего развития России необходимо создать скрытое, второе Основание».

Прежде всего бросилось в глаза, что на этот раз в основе рассуждений, казалось бы, научного социологического очерка лежат беллетристические построения А. Азимова и вытекающая из них совсем не научная и не общепринятая, а специфическая, что называется, мифо-образная терминология (психоистория, академия, церебральный сортинг). Может, А.Ш. пытается быть популярным и общедоступным? Хотя по своему филологическому опыту могу сказать, что Азимов – это всё же не самое привлекательное чтиво для массы. Это пища для более узкого круга посвященных мечтателей и углублённых фанатов фантастики. В массу идеи и построения Азимова попадают только в дальнейшей адаптации, прежде всего голливудской, через «Звёздные войны», «Стар-треки», джедаев, падаванов, световые мечи и прочие финтифлюшки.

Но раз уж Школьников апеллирует к таким методологическим ориентирам, то будем исходить из того, что есть, памятуя о главных терминах, что психоистория есть обозначение ментальной, субъективно-мотивационной стороны истории, а «скрытое основание» для этой истории – это, попросту говоря, главная образовывающая группа общества, сообщество авторитетов как источник и центр влияния на ментальные силы, прежде всего – воспитатель элит. Уже по этим значениям можно заподозревать, что в центре внимания не объективная, закономерная суть духовной истории, а нечто внешнее, поверхностное в её организации и оформлении.

Однако провозглашение как раз очень громкое: «Задача скрытого Основания не управлять, а опережающими темпами развивать и менять мышление, сохраняя ценностное ядро русского мира». Согласен, что касается общих соображений. В самом деле, в обществе нужна такая неформальная зачинающая сила, удерживающая в руках приводные ремни мира. Без такой силы страна, мир рушится, попадает, как это произошло к 1917 или к 1991 гг., под чужое разрушительное влияние, провоцирующее катастрофу. Но что это за сила конкретно, откуда она берётся, как создаётся, как приобретает влияние, собственно, как обретает Силу?

Это сами собой разумеющиеся вопросы в связи с поставленной задачей. Но Школьников даже не пытается обсуждать ничего подобного. Похоже, по его мнению, эта сила назначается чьим-то произвольным усмотрением. Он всего лишь ограничивается примером, примерным образом некоторой почти неофициальной православной структуры, которая, по его ощущению, наиболее подходяща для будущей России. И что это за структура?

«Нужна сеть из пары десятков непубличных монастырей в сакральных, труднодоступных уголках страны (Соловки, Валаам, Алтай, Курилы и т.д.). Большая часть насельников — простые монахи, часть — кандидаты в старцы, а малая часть – старцы, по 7 человек на каждое важнейшее направление жизни России – совет старцев. При этом члены одного совета (всего их около 20) часто живут в разных монастырях.., периодически переезжая, общаясь как очно, так и удаленно». Кроме точного расчёта числа старцев Школьников устанавливает их статус, полномочия, сферы их умного внимания и обдумывания, порядок  влияния на элиту и общество, механизм наставничества.

 

Фантастика. С трудом верю, что это всерьёз.

Дело совсем не в мелочных подсчётах и других избыточных деталях, как бы смешно они ни подавались. И уж тем более не в том, что Школьников произвольно предпочитает конструкцию в русле православной традиции, явно игнорируя другие религиозные устои нашей страны. «Мы выбираем православный путь развития, …пока других психоисторических смыслов я не вижу».

Такое чувство, что А.Ш. не толкует «психоисторию» в полном объеме. Т.е. не замечает всех ментальных ценностей в России. И это потому, что теоретически учитывает лишь некоторые и лишь вторичные, производные аспекты ментальности. Очевидно, что ментальность он увязывает только с моральными ценностями, похоже, не очень знает, что такое дух, сознание, толком не различает нравственность и мораль, а этику явно путает с этикетом.

Точно так же воспитание и образование понимает как элитарную передачу, передачу опыта из рук в руки на основе личного примера и наставничества, как бы не догадываясь, что это глобальные обезличенные механизмы общественного взаимодействия, которые очень мало зависят от персон и способностей, но гораздо больше от общих правил, местных требований и системного исполнения. То, что Школьников предлагает в качестве основополагающей системы образовательного влияния – это всего лишь вероятная локальная реализация системы образования, возможный опыт инициационного допуска, передачи тайной мудрости и посвящения в клан в какой-то возможной консервативной организации общества.

 

Нет, я ни в коем случае не собираюсь настаивать на этих подозрениях в отношении понятий Школьникова (на сверку всех понятий не хватит и жизни). Но на том понятии, которое он использует как базовое, как основание, следует сконцентрироваться.

По-моему, проблема в том, что он, кажется, исходит из ущербного понимания и традиции, и православия, и религии, и того, как они живут в современной культуре в виде как раз «психоисторических смыслов» и как действуют в современном обществе. Школьников мыслит не нынешнее живое состояние всего этого, а некий идеализированный суррогат, подобие которого, по ощущениям наивных историков, якобы было в далёком прошлом и которое возможно в некотором вымышленном, фантастическом царстве.

Да, что касается прошлого по сути, и в самом деле русская церковь (и в парадном, и в монашеском служении), пожалуй, даже до реформ Петра 1 была важным и авторитетным основанием для принятия решений элитой и народом. Но потом все изменилось. Официальная церковь постепенно утратила свой решающий авторитет, влияние на элиту, стала зависимой и чиновной структурой. А на местах, в народе ее влияние трансформировалось в различные катакомбные формы, старообрядческие, сектантские, внехрамовые. На роли «скрытого основания» постепенно, с середины 18 в. выдвинулась «светская церковь» – разнообразное влияние деятелей просвещения, культуры, словесности и науки. Даже максимально близкие к традиционной православной церкви, хоть официальной, хоть катакомбной, А. Лосев, П. Флоренский, славны и влиятельны все-таки не своим христианским служением, а научно-практической деятельностью. И то их воздействие на элиту и общество даже в лучшие моменты их максимальной авторитетности (1970-80 гг.) было весьма условным. Так что постепенно с утратой силы этой светской церкви, в том числе – её поздней формы в виде советской академической подсистемы, все основания для судьбоносных решений обнаруживались только в околополитических кулуарах (партийно-семейные кланы, диссиденты, «голоса», «демократы»), страшно далёких от православия. Все последние примеры современного, якобы влиятельного «научного монашества» (напомню хотя бы С.С. Аверинцева), ничего, кроме недоумения, не вызывают ни по влиятельности, ни по служению. Это имитации и реконструкции предполагаемого скрытого основания, в русле которых, очевидно, мыслит и реконструирует и Школьников.

Но в жизни процессы деправославизации дошли до ещё более странных внехрамовых форм. Кроме продвижения в отдельных местностях самых разных католических, протестантских, исламских имитаций, массово и повсеместно, хоть и по специфическим стратам, входили прагматические культы (вроде сайентологии) и новодельные религии по принципу неоязыческо-христианских смешений. Как раз эта невообразимая каша в верхах и низах общественного сознания и была причиной того, что в такой безосновательной мутной среде до сих пор решающим, осно`вным фактором является враждебное иностранное влияние на элиту и администрацию страны. Вот наша современная, официально «оправославленная», освящённая авторитетом РПЦ, реальность с ложным скрытым основанием, т.е. внешним, конспирологически навязанным какими-то спецслужбами или спецдурками.

Если бы Школьников обратил внимание на эту реальность, признал за факт ее наличие, то, конечно бы, понял тупик такой традиции.

Но счастье в том, что это всё явные, кажущиеся, поверхностные эффекты реальной духовной жизни, которая исподволь кипит и вызревает в глубинах общественного и народного сознания. Отчасти вопреки, но уж точно в форме упомянутых пенных проявлений в России последовательно на протяжении последних веков осуществляется колоссальная работа по переосмыслению православной традиции и восстановлению ее подлинных начал. Не буду касаться тёмных, плохо документированных времен. Но уже с эпохи старообрядческого сопротивления не только по религиозным идеям, но даже по нравственному полаганию вызревало требование неформальной подлинности, истинной справедливости, более древней и обоснованной традиции. Именно это требование, всё шире усваиваясь обществом и всё глубже проникая в практическую жизнь, вылилось и выливается в череду столетних бунтов, реформ, революций и в серию вековых новоправославных исканий в виде русского либерализма, русского коммунизма, русской религиозной философии и даже, как это ни смешно, в виде в том числе разнообразных форм неоязыческой яви-прави-нави.

Литургия православной жизни давным-давно течёт вне того канона, который Школьников мыслит как идеал.

При том, что русские сейчас – очень нерелигиозные люди, Россия была и оставалась православной страной с православным народом даже тогда, когда в ней был минимум действующих храмов и монастырей. Так будет и впредь, потому что причина этой православности народа не столько в ситуативных обстоятельствах, сколько в веками сформированной ментальности, в практических и душевных навыках, поведенческих привычках, нравственных стандартах, закрепленных образом жизни и языком. Можно твёрдо сказать: пока Россию будет скреплять русский язык, тесно слившийся с сотнями местных национальных языков и диалектов, пока носители этого языкового симбиоза, не придерживаясь какой-то вымышленной чистоты свой крови, будут точно знать, что важнее мифической кровной чистоты всех их прямое отческое, семейно-кровное, брачное и братское родство, пока они будут поддерживать это родство сквозь расстояния и века, собирая разные племена в единый Народ на единой Земле, – до тех пор Россия будет православной правоверной страной, хоть в пределах Тверского княжества, хоть в масштабах Мировой Республики Советов. Не случайно, что именно по этим скрепам ментальности, языка, крови, поведения то и дело, после очередного внешнего, добровольно-принудительного сдвига основ (призвания варягов, ига орд или орденов, окон в Европу, прорывов в царства справедливости или потребительского благоденствия) происходит восстановление и постоянного хозяйственного принципа деятельности, основанного как раз на сборе, собирательном промысле. В данном случае речь идет не столько о преобладающем всю историю промысловом экономическом хозяйстве (сейчас в России вообще нет другого, если исключить остаточное моделирование ВПК). Важнее, что в административном плане любые способы организации обменов, управления, власти устанавливаются в виде той или иной бо`речи (бореци), если воспользоваться древним термином. Исторически это какой-то навязанный порядок взимания податей с мест, оброков с народа, лены с ленников – дружинная боречь, царская опричнина, барщина, продразвёрстка, «отжатие», «налоговые гильотины» и т.д. Более подробно эта тема освещена мной в ч. 3 статьи «Дураки и дороги» – http://worldcrisis.ru/crisis/2123144. А по сути боречь – это узаконенные поборы власти, доходящие до беспредела из-за непротивления народа по причине невероятного рассеяния по местам выживания и по умам созревания, что формирует особый правоверно-терпеливый нрав народа, но рано или поздно выливается в предельное сопротивление и борьбу народа со своей, казалось бы, родной властью. Это было много раз и будет ещё, пока властная боречь не будет упорядочена и поставлена раз и навсегда в жёсткие, точно оговорённые рамки. Это возможно только путем непринудительного согласия сторон, т.е. гражданского договора народа с самим собой (договора русских народов) по поводу высшей власти (как это осуществить – это главное направление моих теоретических и практических разработок и действий).

Чтобы такой договор состоялся, все русские народы для начала должны вспомнить и осознать, что подлинно их объединяет, какую власть они сами по своей доброй воле признают высшей. Если формально придерживаться традиционного православия, нужно будет говорить, что это власть Бога и от Бога. Но сборный русский народ, сейчас политкорректно называемый россиянами, всегда был и является более земным и прагматичным. До Бога высоко, до Царя далеко. И как раз поэтому он не помещался и не помещается в рамки огосударствленного православия. Даже само формальное множество конфессий вер и атеизмов указывает на какое-то другое основание единства. И это совсем не скрытое, а целиком и полностью открытое и общеизвестное основание, закрепившиеся всё по тем же объективным практическим причинам. Только Отцы всех местных рассеянных семей и плёмен, передающие по наследству всё более и более обустраиваемую землю, из глубины веков и до ближайшего живущего отца были самой надёжной помощью и опорой своим живым сынам и внукам. И сейчас это актуально как никогда, поскольку вот уже почти 30 лет все кланы России живут в прямом и переносном смысле только на наследии предков, изнашивая, распродавая, проедая… Как бы ни кляли мы, глупые дети, своих предков, по наивности ослушиваясь своих родных дедов и отцов, мы своим нутром и шкурой, аппетитом, жаждой впаяны в самое подлинное отье почитание наследства, и неизбежно возвращаемся к истокам как блудные дети.

Именно поэтому общее у всех формально оцерковлённых, но мало религиозных людей и народов России, – это неброское и на житейском уровне неформальное почитание отцов, доходящее на уровне общественных идеологий до символического почитания предков, а на практике – лишь до местного культа предков, фактически – до культа Родины предков. Везде житейски, реально действует только отчий семейный, фамильный, родовой, клановый, местный авторитет, отцовская воля и сила, отческое право и управление. А на всех уровнях высшей нравственной и духовной деятельности без устали продолжает свою работу бессмертный полк Отцев – воинов-отцов, мыслителей, подвижников, изобретателей, фантазёров, за века создавших живой запас не истрачиваемой духовной силы. Не случайно и традиционное патриаршее православие не гибнет, а, наоборот, восстанавливается и вменяемо адаптируется к нынешней реальности, непрерывно ускользающей из архаической простоты.

Идеи Школьникова можно посчитать уместными только как симптом того подлинного восстановления традиции, которое началось в России в последние десятилетия. Но такое плохо смптоматичное восстановление – после полного средневекового забвения даже того начального открытия и определения русских традиций, которое сделала русская религиозная философия, например, если брать центр нравственной концентрации, – в лице Н.Ф. Фёдорова, сформулировавшего все основные ориентиры вселенской русской ментальности. Нужно пойти дальше, до самой сути, не только правильно восстановить теоретически, но и возродить подлинный русский мир, канувший в веках забвения, в том числе и по причине ненаучных предрассудков, всё ещё господствующих от первого до второго средневековья.

Так получилось, что я побывал в эти новогодние дни в Тобольском кремле, Абалакском монастыре, в некоторых их церквях, всё ещё восстанавливаемых после векового разорения. В обрядном и бытовом смысле я совершенно не верующий человек. Но и я не могу не понимать мощи этой тысячелетней силы православия, создавшей такие храмы, кремли, города и веси, предприятия и промыслы, позволяющей сконцентрировать высшие идеи и силы в каждой личности. Всё это освящено отеческим хозяйским промыслом наших предков, и конечно, не обошлось без искры божьей, без перводвигательного промысла Творца, причинившего нам высшую цель.

---