О русской прозе ХХ в.

(Всё для вхождения в книгу)

14 марта 2021 г. 13:49

«Русская проза ХХ века. Анализ произведений». 1993-1995 гг., 156 с.

 

Аннотация. Исследование содержания и приёмов первозаметной в прошедшем веке линии прозы: Сологуб, Горький, Л. Андреев, Белый, Пастернак, Булгаков, Платонов, Гроссман, Солженицын, Трифонов, Шукшин, Битов, М. Харитонов, Шаров, Королёв.

 

Оглавление

От автора. Пунктики и пунктир. 3

О «Мелком бесе» Ф. Сологуба. 8

О «Деревне» И. Бунина. 15

О «Фоме Гордееве» М. Горького. 20

Об «Иуде Искариоте» Л. Андреева. 25

О «Петербурге» А. Белого. 30

О «Докторе Живаго» Б. Пастернака. 37

О «Мастере и Маргарите» М. Булгакова. 45

О «Котловане» А. Платонова. 52

О «Жизни и судьбе» В. Гроссмана. 58

Об «Архипелаге Гулаге» А. Солженицына. 69

О «Времени и месте» Ю. Трифонова. 78

О «Любавиных» В. Шукшина. 87

О «Пушкинском доме» А. Битова. 96

Об «Отце-лесе» А. Кима. 111

О «Провинциальной философии» М. Харитонова. 122

О «До и во время» В. Шарова. 129

Об «Эроне» А. Королева. 135

Эволюция русской прозы в XX в.  (Материализация словесности)  144

О критике. 150

 

От автора. Пунктики и пунктир

Любимые нами игры в классики в XX веке были довольно однобоки и одноноги: классиков не было, а их места занимали величественные всадники на белых соцреалистических жеребцах. Суть дела ничуть не изменилась и сейчас, когда места на этих же кобылах заняли другие (впрочем, не последовательно) фигуры. В новые классики мы режемся по старым правилам.

Правильно: и те, и другие классики были люди: пили, ели, сочиняли, общались, одним словом, жили. В силу естественной специфики советской науки мы и оценивали классиков по нормам их и нашей жизней (нравится / не нравится, хорошо / плохо, красиво / безобразно). Однако жизнь, их и наша, в норме не требуют большого усилия мысли; стоит ли удивляться, что наши оценки были неглубоки.

Я вижу своей задачей перевести рассмотрение литературы из сферы обыденного суждения в сферу научного рассуждения. Основа этого перевода – структура произведения вообще, которая является эталонной мерой для сравнивания конкретных структур конкретных произведений.

Сравнивать произведения, вообще говоря, можно лишь стоя на одной из двух точек зрения: либо на исторической, замечая содержание литературы, т.е. жизнь, данную в ней, либо на логической, наблюдая как раз структуру, форму литературы, или литературу как  д а н н у ю  форму жизни. В первом случае мы выступаем как историки литературы, во втором – вынуждены быть филологами, штудируя слово. Первый анализ идеологический, второй – эстетический.

Идеологический анализ занят тем, как сделана жизнь, о которой идет речь в произведении. Эстетический – как сделано произведение, рассказывающее о какой-то необъятной жизни. При видимом и безусловном внимании к жизни идеологический анализ изначально сужает свой интерес видимой жизнью, игнорируя вдобавок литературную форму. Эстетический анализ, вникая только в произведение, видит и его структуру, и ту историческую структуру жизни, которая сосуществовала с произведением. Филологическим анализом, говоря строго, можно считать только эстетический анализ.

Отсюда не следует, что все остальные не верны и не нужны. В идеологии, педагогике, политике есть несомненная необходимость. Но все такие анализы произведения заведомо уже, не глубже, мельче эстетического, являясь его случайными проявлениями. Чтобы уменьшить элемент случайности, идеологу, педагогу, политику следует осмыслить произведение эстетически, понять его адекватно – найти в нем подлинную идеологическую, педагогическую и пр. глубину.

Итак, эстетический анализ требует прежде всего четкого и неизменного в рамках одного исследования истолкования понятий, являющихся мерой анализа. Кроме понятий структуры сюда следует отнести и категории жанра стиля, фигуры и т.д. В свое время мне пришлось посвятить всем этим понятиям книгу («Опыт философии литературы»). Здесь же надо дать хотя бы простейшие общие определения категорий, используемых при анализе.

Текст – однородная для данной литературной ситуации система общепринятых знаков и их общеизвестных значений, которая является одним новым знаком с неопределенным значением. Изображение – значения текста, позволяющие сопоставлять уникальный вид и общеизвестный облик предмета (фокусировать восприятие), в совокупности образующие уникальную точку зрения, установку повествования. Художественный образ – определения внутреннего мира, сообразного с изображаемыми событиями, которые являют какую-то внутритекстовую реальность (настройки воображения мыслимого мира). Идейное содержание – замысливание идеи, соответствующей образу, которое является наиболее точным значением произведения как уникального в данной литературной ситуации знака, в свою очередь генерирующего новые знаки (целевое действие сочинения).

Жанр литературы (как структура) – способ связи в данной литературной ситуации какого-то объема идеальных образований (образ + идея) и какого-то объема изобразительных оформлений (текст + изображение) в одну систему данного (относительно нормы) литературного языка (языка произведения, автора, эпохи и т.п. содержаний жанровой структуры).

Лирика – жанр литературы, связывающий многовариантное идеальное образование с одним вариантом реального оформления (говоря просто и не очень правильно, смысла больше слов). Драма – жанр литературы, связывающий одновариантное идеальное образование с одним вариантом реального оформления (весь смысл дан в словах). Эпос – жанр литературы, связывающий одновариантное идеальное образование с многовариантным реальным оформлением (слов больше смысла).

Следует отчетливо осознать, что отнесение произведения к тому или иному жанру сугубо ситуативно: все зависит от контекста, от нормы литературной ситуации, от того содержания, которое именно и осваивается в данную эпоху жанром, а не образом, идеей, автором или т.п.

Фигура – способ построения сообщений по поводу содержания данной литературной ситуации, являющейся в определенных видах оформления и определенных обликах образования (короче: жанр построения сообщений). Существует два рода фигур. Фигуры построения – текстуальные (аллитерации, рифмы и т.д.), изобразительные (символы, метафоры и т.д.), образные (персонажи, фабулы, события, композиции), идеальные (миф, образ, понятие, идея). Фигуры сообщения: текстовые (я, он, мы и т.п.), повествовательные (рассказчик, повествователь, автор), эстетические (автор, герой, характер, мир), идейные (индивидуум, социум, универсум, уникум).

При том, что большинство видов фигур обычно не выделяются как фигуры, интуитивное понимание этих явлений более или менее адекватно их сути. В этой книге потребуется строгое понимание прежде всего изобразительных фигур, основных среди которых четыре.

Символ – такое оформление одного вида двух реальностей, которое вызывает бесконечную игру воображаемых обликов. Метафора – такое оформление вида двух действительностей, которое приводит к воображаемому переносу их значений друг на друга. Метонимия – оформление вида двух существований, которое выводит воображаемое существование из данного значения. Троп – оформление вида, двух (и более) фигур, которое вызывает игру фигур и значений. Тропов существует огромное количество, но структура их восходит к структуре символов, метафор и метонимий.

Наконец, для уяснения сдвигов, которые происходят в литературе в XX веке необходимо еще сознавать структуру идеальных фигур: они в какой-то степени дают сознание тождества и различий религии, искусства и науки, основных способов жизнепознания и жизнетворения.

Миф – идеальная фигура (форма мышления), отождествляющая предмет с самим собой (и предметы друг с другом) в качестве внеположного для мышления предмета. Образ (не путать с художественным, который в других контекстах короче тоже называется образом) – идеальная фигура, отличающая предмет от него самого (и предмет от предмета) и полагающая его вне и внутри мышления. Понятие – идеальная фигура, определяющая предмет из него самого (из других предметов) через отождествление его внешнего и внутреннего для мышления положения. Идея – идеальная фигура, определяющая предмет и его понятие через различение их внешнего и внутреннего для мышления положения.

К сожалению, тут дана лишь сводка дефиниций. Насколько она ясна для читателя, это уже не моя проблема, а проблема читателя. Во всяком случае, экономия авторских языковых усилий не была причиной краткости и возможной неясности. Чего-чего, а этого автор не экономит: он неоднократно разражался различными статьями, где в менее строгих станках объезжал тех же классических лошадей: «Мечтательныя литературы», «Двенадцать раз "Двенадцать"», «Ода Гулагу» и т.п. Но не от  меня зависит доведение сведений к читателю.

5.3.1993, 9.6.1994

 

Ещё добавлю, что книга началась по случайному поводу, с переменой плана и подхода после изменения повода (в первой четверти), с отчасти случайным подбором предметов анализа (в первой и последней четверти – по разным причинам). К тому же писалась урывками, в свободные от забот о хлебе насущном моменты (живя с семьей на съёмной квартирке, с весны я начал строить дом – в одиночку и почти без денег, зарабатывая их кое-как на официальной работке; даты написания  точно отражают время небольшого досуга, ночного или погодного). Ещё, было ясное сознание, что пишется в стол, как своего рода конспект анализа выбранных произведений, поэтому работа не доводилась до ума научных норм, толком не вычитывалась. Отсюда вымученность, сухость, схематичность (местами пришлось дописывать сейчас схемы до ясного выражения смысла) и даже формализованность изложения. Что, впрочем, навеяно и пропедевтическими целями. Сопоставляя многое и разное по единой теоретической мере, я специально акцентирую в каждом конкретном описании элементы структуры, чтобы школьными повторами закрепить навык точного видения.

Замечу наконец, что без нормального, полного знания контекста предмет в целом можно охватить только случайно.  А такое знание было невозможно ни в 1993 г., когда многое из советского периода было еще не опубликовано и не известно (так, обо всех авторах, проявившихся в конце 1980-х, не было даже необходимых биографических сведений), ни сейчас в век интернета. К счастью, более всего это касается только текущего литпроцесса. Теперь профессиональное публикование и издание вовсе исчезло, заместившись нерепрезентативными междусобойчиками, а другой системы охвата всего словесного пространства не появилось. Вот почему я даже не пытался исправить книгу, добавляя имен, произведений, фактов. Прежняя научность кончилась в начале 90-х, новая еще не создана по намеченному пунктиру.

Кому предлагал для чтения – уже не помню. К концу 90-х я окончательно осознал неуместность для искусственной страны не только этой книжечки, но и своего существования. Поэтому лет на 15 вообще прекратил контакты. И только сейчас, лет через 25 своих вольноотпущенных общих работ, дошёл до того, чтобы восстановить текст. Не только из плохой машинописи, но и полного забвения даже своей памяти.

20.01.2021

 


Книга по этой теме, добавленная для продажи:  "Русская проза ХХ века. Анализ произведений. 1993-1995 гг., 156 с."