Общее против конкретного

(Об установочном (не)восприятии предложений)

15 февраля 2021 г. 10:45

Очень хорошо понимаю, что без внешнего отклика и поправки легко впасть в иллюзию, в самообман, в удобный солипсизм даже в практических делах. Тем более в теоретических. Именно поэтому я пытаюсь информировать о своем предложении («Сборка плана истории. О теоретико-практических работах по восстановлению прошлого» – https://inform-ag.ru/publications/271/) как можно больше самых разных спецов. Отклик даже одним оценочным словом сообщает, какова есть реальность, как минимум – оценивающих сознаний.

Та реакция, что уже получена (собрана здесь: «Читать не будем» – https://inform-ag.ru/publications/277/), точно соответствует логике восприятия как оно работает по природе психики. Намеренно привожу массовое определение Википедии, кстати, не худшее: «Восприятие – система обработки чувственных данных через бессознательную и сознательную фильтрацию». Самое главное в фильтрации, что установлено научно (теоретически и опытно), как минимум, начиная с Д.Н. Узнадзе, – это зависимость восприятия от установок личности (от бессознательной потребности-готовности понимать события, т.е. конструировать их содержание и оценку, только в заданном прежним опытом ключе) (кто не в теме, рекомендую лучшее короткое изложение теории: https://lektsii.com/1-115954.html, – к сожалению, не установленного автора). Так, В.В. Солкин, прочитав адресованное всем послание (и явно не переходя к тексту по ссылке), сразу понял, что это никак не стыкуется с его опытом, и даже не подумал вникать глубже. А.А. Чубур, скорее всего, прошёл по ссылке, но, поскольку уже знаком со мной, просто предпочёл полный неконтакт. Всё это легко просматривается из самих конструкций ответов.

В словах В.Н. Тимофеева, хоть всё им прочитано, видно действие всё тех же установок невосприятия (как ни странно – советских). Вопреки моей просьбе различать методологию и мировоззрение он возражает против (как ему кажется, навязываемых мною) идеологии и религиозных догматов и так же не допускает обсуждения. Тем более – исключает разговор на заявленные мною практические и теоретические темы (о проблемах историко-филологической науки, о базах данных и примере историологии). Наконец, вовсе не понимает проблемы единого описания и унифицированного свода всех исторических источников (паспортизации документов и культур). При этом отреагировал по существу и положительно на часть этого предложения, – на необходимость тщательной филологической проверки всех древних памятников. Из этой двусмысленности ясно, что он просто путается в словах, не желая докапываться до предложенного мною смысла.

На этом фоне реакция Я.Г. Риера (https://inform-ag.ru/publications/274/) вполне по существу. Правда, он тоже высказал опасения по поводу моего возможного толкования методологии как идеологии и – даже сомнения в нужности и возможности в «гуманитарных науках» методологии как таковой. Но суть реплики все же сводилась к тому, что требуется не столько методология вообще, сколько единая профессиональная корректность, первое, «критерии качества» в подходах и работах, и, второе, морально-этическая добросовестность исследователей. И то и другое позволяет отделять, что называется, овец от козлищ.

Замечу по поводу первого, именно обсуждение конкретных профессиональных принципов, методов и критериев я и предлагал, говоря о настройке «алгоритма исторических работ», «технологии», технических принципах чтения, репрезентации документов, памятников и вообще любых исторических сведений и фактов. А во втором, общеметодологическом утверждении, вынужден усомниться (значит, методология всё же проблемна?).

В трамвае и публичных речах этика, несомненно, нужна. Но в различении научных предметов, принципов, методов, критериев это вообще параллельно. В сфере науки, теории, методологии понятия бывают только истинными или ложными. Никак не хорошими и не плохими, академическими или любительскими, общепризнанными или маргинальными. Все такие эпитеты – это сфера не научной предметности, а словесно-риторических упражнений и социальных ценностей и оценок. Это значит, что нельзя путать надличное, научное мышление предметов и личное обсуждение научных помыслов. И школьник, и академик могут быть добросовестны, каждый по-своему, в меру своего понимания предмета, по кругозору начитанности или даже орфографии. Но если нет, не показана объективная мера, очертания и параметры предмета, от школьника бессмысленно требовать соответствия предмету, а от академика – невозможно. Обсуждать и даже фантазмировать можно по-разному, но опорный корпус исторических сведений должен быть един, абсолютно полон и выверен и легко доступен для всех (значит, представлен как блок уровней адаптации). Таким образом, в связи с принципами и критериями нужно говорить не о добросовестности, профессионализме, дилетантизме, специализации, званиях и регалиях субъектов познания, а только о конкретике, внешне проявленной образовательной структуре предметной сферы: о необходимых технически-правильных установках её восприятия, о неотменяемых стандартах и чётких правилах её обозримости, о законосообразных, общепринятых лекалах конструирования и шаблонах описания, о нормативных формах выражения. Что касается обсуждения, то этика никак не касается предмета. Вполне нормально, что упомянутые выше друзья вежливо выразили свое нежелание разговаривать (пусть и ошибочно, априорно, установочно). Но хорош был бы я, если бы за этот отказ постановил, что в их собственных исследованиях нет истины и потребовал именем Истины их увольнение с работы. Так я бы просто продемонстрировал на практике, что смешиваю теоретизирование с идеологией.

Обращаю внимание, все прекрасно понимают, что такое смешение неуместно. Однако почему-то приписывают его мне, так мотивируя свою незаинтересованность в общем разговоре. Например, Я.Г. Риер, иронизируя над моим общеметодологическим пафосом, прямо призывает к «конкретным идеям». При этом Я.Г. настроен очень доброжелательно и объективистски и сам давным-давно заметил неконтактность историков с миром: «Историки, увлеченные своими конкретными проблемами, весьма нечасто и неохотно вступают в общие дискуссии, особенно с теми, кого считают дилетантами» (В поисках исторических закономерностей – https://cyberleninka.ru/article/n/v-poiskah-istoricheskih-zakonomernostey, или https://inform-ag.ru/publications/276/). Хотелось бы верить, что дело именно в увлечённости. Однако, исходя из внимательного наблюдения обстоятельств, легко можно подозревать психологическую деформацию из-за установок опыта, профессиональное удобство междусобойчиков и практическую заинтересованность кормления в академической иерархии.

Что касается закономерностей для примера, в статье Я.Г. обсуждаются опять же только общеметодологические предметы: возможности интеграции наук, закономерности исторических циклов (демографических, геофизических, ландшафтно-климатических, даже «истматовской  пятичленки» формаций), принципы вывода знания, возможности верификации умозрительного знания. Несомненно, это важные и интересные темы, но в том-то и штука, что они не касаются методологии истории на том уровне конкретности, к которому я зову. Т.е. это слишком общие и умозрительные темы, в моем контексте просто необязательные. Поскольку все такого рода общие закономерности либо исправляются вследствие более точного анализа фактов (прекрасные примеры поправок даёт сам Я.Г. в связи с выкладками П.В. Турчина или В.В. Клименко), либо уточняются общеметодологически, т.е. логически, без специального привлечения конкретных фактов. Поэтому они и не являются первозначимыми для обсуждения.

Так, нет смысла в самом начале обсуждать проблему верификации вообще исторических построений, поскольку это стандартная и давно решённая тема общей методологии познания и творения, теории и практики (суть в различении верификации и проверки, верификации в теоретических и прикладных науках, проверки теорий и действий). Понятно, что в силу проблем образования это не выглядит общепринятым и общеизвестным. Чтобы намекнуть на всё это и предостеречь от общих необязательных разговоров, я с самого начала указывал на принципиально противоположные базы верного (различение) и ложного (смешение) решения методологических проблем. В исторической динамике науки это выяснили, если расширить, русско-советские научно-философские методологии-руководства (от А. Потебни и Вл. Соловьева до Г.П. Щедровицкого) и западные позитивистско-аналитические (ре-, пост-, де-)конструкции (от Ч.С. Пирса и Г. Фреге до Ж. Дерриды). Какую-никакую первую сводку и объяснения (разумеется, не имея тогда возможности прочитать всё необходимое) я сделал ещё в 1990 г. (Введение в логику. Краснодар, 1991), а позже многократно, по существу (Восстановление сознания. О языковых акцентах рациональности в связи с акцентом М.К. Мамардашвили – https://inform-ag.ru/publications/49) и в разных частностях (вот обсуждение как раз по теме, пока сохранённое в широком доступе, – https://proza.ru/2009/11/17/850).

Так же нет смысла обсуждать истматовскую периодизацию, азиатский способ производства и т.п., если при строгом анализе фактов условность марксовской типологии истории, давно изжитая по фактам, но всё ещё нормативная во всех «общественных» науках, легко бросается в глаза (это с разных сторон исследовано мною уже больше 30 лет назад в «Цене плана»; кое-что отражено в публикациях https://inform-ag.ru/publications/104/ и https://inform-ag.ru/publications/107/, https://inform-ag.ru/publications/109/, https://inform-ag.ru/publications/139/ и др.). Т.е. проблема тут не в том, что это уже устаревшая схема. Нет смысла обсуждать и многие современные социоестественные динамические модели с выходом графиков уплотнения времени в так называемую сингулярность (что наблюдается в различных статистических теориях: Х. фон Фёрстера, С.П. Капицы, П.В. Турчина, А.Д. Панова, А.В. Коротаева, А.В. Болдачёва), пока не понята природа – иллюзорность, наблюдаемость, условность – этой закономерности (появляющейся вследствие ошибочного предпочтения одних учётных параметров и игнорирования других, т.е. некорректности графиков из-за избирательности исходных данных при неучете телеологии собственного исследования). Пример корректного графика (без объяснений) при видимом уплотнении времени есть у меня во фрагменте из «Опыта философии литературы» – https://inform-ag.ru/publications/248/).

Еще нагляднее и ближе к конкретике. Нет смысла обсуждать сюжет призвания варягов ни археологически, ни историографически, как это принято, пока не решена, как я уже упоминал, проблема точного чтения текстов, даже ПВЛ, а тем более филологическая проблема связи и возможной производности номенов Олег – Вольга – волог – волжанин – варяг – helgi – Ελγα и т.д. в той исторической и последующей ситуациях (см. постановку проблемы «ѠΛГЪ-WΛΓ: Олег-Вольга = ? О ситуации сочинения древнерусских памятников» – https://inform-ag.ru/publications/93/), что автоматически требует обсуждения проблем компаративной лингвистики и общего языкознания (что я уже и проделал в разных приближениях; самое последнее системное: «Число как мировидческая модель языка и истории» – https://inform-ag.ru/publications/210/).  

Очевидно, что одна сторона, чистая теория, не касается собственно исторических фактов, а другая – является уже их обобщением (моделированием, реконструкцией, домыслом), как выясняется, не вполне корректным как раз из-за поспешности обобщения, без предварительной проверки фактов. Вот почему, повторяю, необходимо прежде обсуждения таких общих вещей обсудить более простые и конкретные, методико-метрологические: стандартные алгоритмы описания источников, языков, систем понятий, терминов, имён.

Так или иначе понятно, что к собственно конкретике моего предложения никто даже не подошел, не прочитав главных и придаточных предложений. Очертив общие положения и задачи (необходимость методологии, единых унифицированных баз данных), я ведь сразу перешел к формулированию тех действий, которые требуются на старте как предпосылка – филологическая и историологическая паспортизация. Мне очень легко сформулировать филологические требования к тому, каков должен быть паспорт словесного документа (требования к его репрезентации как памятника, текста, языка, образа, сюжета, содержания, онтологии). Это сфера поэтики, моей первой специализации, принципы которой, к сожалению, не учитывают классическая критика текста, специализированная историографическая или лингвистическая презентация. Но ничего конкретно-точного я не могу сказать по поводу паспорта, например, исторической культуры. Хотя очень хорошо знаю, что нынешние стандарты описания не только путаны, непоследовательны, но и прямо ложны. Самое простое – в части идентификации языковой принадлежности культуры по лингвистическим компаративным предустановлениям дивергентного развития из праязыка.

Пока нет смысла лезть в конкретику. Но так или иначе мною уже предложены принципы паспортизации, как я их вижу со своей кочки зрения. Верные или неверные – другой разговор, как раз такой, который я и хочу затеять с профессионалами, чтобы обобщить и сформулировать приемлемую для всех технологию методологии.